Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

— Плотские утехи затмевали правителю разум в молодости и не оставили ему сил для размышлений в старости, — заметил Кабир, когда он и его спутник покинули дворец. — Потому здешние жители никогда не знали блага.

Выводы мудреца были, как всегда, кратки и точны, в этом смысле они были схожи с выразительными изречениями древних римлян, которые Хоробрит любил и часто повторял. Мульта пауцис — многое в немногих словах. Вокс попули — вокс дэи — глас народа — глас божий. Разумеется, об этих изречениях Кабир знать не мог, а когда Хоробрит назвал некоторые, пришёл в восхищение. Мудрец преклоняется только перед чужой мудростью.

Они отправились в город Пали. Поскольку Кабир был пешим и не захотел садиться на Орлика, то Афанасию пришлось вести жеребца на поводу. В пути они продолжили беседу.

Дорога сначала шла мимо возделанных полей, но скоро углубилась в джунгли. Хоробриту ещё не приходилось так близко соприкасаться с природой Индии. Его поразило буйство растительности, её неуёмная сила, ощущаемая на каждом шагу. Огромные деревья подступали к тропе, свешивая длинные лианы, похожие на извивающихся змей. Воздух был душен и влажен настолько, что не хватало дыхания и путники обливались потом. В ветвях прыгали обезьяны, раскачиваясь на хвостах, тараторя на своём непонятном языке, визжа и ссорясь. Это был весьма легкомысленный и беспутный народец. Разноцветные птицы тучами проносились над лесом. Мириады насекомых жужжали в листве. Густые заросли дымились испарениями. Через дорогу то и дело переползали змеи. Кабир предупредил, что эти твари для индусов — священные существа и убить змею — тягчайший грех. Приходилось порой останавливаться и пережидать, когда свившаяся кольцами кобра, лежащая на тропе, пожелает уползти. По если она не выражала этого намерения, Кабир вынимал из своей походной сумки блестящий шарик и показывал его змее. Блеск шарика притягивал взгляд кобры, она поднимала голову, раздувая шею, покачиваясь, следила за движениями Кабира немигающими полуприкрытыми глазами. Кабир добродушно просил почтенную змею-матушку удалиться и дать им пройти, уверяя её, что они мирные люди и никому не хотят причинить зла. Двухсаженная кобра слушала, беспрестанно высовывая длинный язык, шипела и уползала.

Беседы Кабира никогда не были пусты и бесцельны, как у заурядных праздных людей, которые в этом смысле напоминают обезьян. Он был прирождённым проповедником и страстным оратором. Для Афанасия многое прояснилось. Оказалось, например, что варны, которые он считал в некотором роде сословиями, являются лишь как бы берегами реки, распадающейся на множество рукавов, которые могут появляться или исчезать, но сближение между ними невозможно. В варнах существует множество каст, разделённых запретами, главные из которых — запрет на совместный приём пищи и на заключение браков. Если же мужчина и женщина разных каст соединили свою судьбу, то каждый из них терял свою касту и они образовывали новую.

— Недаром о каноджиских [148] Каноджи — область в среднем течении Ганга. брахманах говорят: «Три каноджиских брахмана — и тринадцать очагов!» — насмешливо говорил Кабир, давая понять, насколько ему отвратительно подобное отчуждение людей.

— Но для чего это понадобилось?

— Причина — в непомерной гордыне брахманов. Без брахмана нельзя ступить и шагу с рождения и до самой смерти. Брахман не поклонится даже изображению богов, если они стоят в доме человека низшей касты. Когда ему кланяются, он в ответ лишь благословляет.

— Наверное, они многознающие люди?

— Да, они много знают, а потому столь спесивы. Брахма — наш главный бог, поэтому жрецы его с младенчества изучают обряды, запоминают молитвы, овладевают санскритом — это язык, на котором пишутся священные тексты — Веды. Трудно провести границу между добром и злом. Знания жрецов — благо, но они породили исключительность брахманов, то есть породили зло! Чтобы победить отчуждённость людей, надо нарушить эту исключительность, сделать знания достоянием простого народа, включая и неприкасаемых. Это очень трудно! Но надо же когда-то начинать. Дальний путь открывается первым шагом. И совершить его Всевышний указал мне! — Кабир поднимал голову, и тогда седые длинные кудри водопадом ложились на его плечи, а лицо становилось ещё более вдохновенным. Он был тоже горд.

И, странно, при этом он искренне верил в возможность равенства. Не было ли его убеждение всего лишь жаждой славы? Для того, чтобы стать проповедником, надо верить в собственную исключительность. Ах, Кабир, Кабир...

Так они день за днём продолжали свой путь, и дорога казалась бесконечной. Однажды путники ещё издали услышали впереди громовой рёв, треск кустарника. И вдруг, шагах в тридцати от них из зарослей на дорогу вывалилось нечто ужасное, напоминающее бешено бьющийся живой клубок зелено-рыжего цвета, из которого торчали сразу два хвоста — один тонкий, с пушистой кисточкой на конце, другой длинный, змеиный. Клубок, издавая рёв и шипение, заметался по дороге, оба хвоста, торчащие из него, без устали молотили воздух. Путники оторопели. Уж на что Орлик был привычен ко всяким неожиданностям, и тот вздрогнул, попятился. Скоро Хоробрит понял, что огромный удав обвил сплошными кольцами большого гривастого льва и усердно душил. Лев катался по земле, стремясь сбросить с себя чудовищные удавки, рвал когтями толстое бронзовое тело врага, но ему никак не удавалось освободить голову, зажатую в страшной петле, чтобы пустить в ход клыки. Он придушенно ревел, рвался. Пыль поднялась над схваткой. Обезьяны оцепенели на деревьях, с благоговейным ужасом наблюдая за великой битвой властителей джунглей. Сильное тело льва продолжало метаться, змея грозно шипела, удваивая свои усилия, слышался хруст рёбер зверя. Казалось, ещё немного, и упорство льва ослабнет. Вдруг взвизгнула одна из обезьян, явно не желая, чтобы победило самое опасное существо — удав. Вопль обезьяны словно придал силы льву, — он судорожным рывком освободил голову, впился острыми клыками в тело змеи, напоминающее гибкий ствол дерева. Теперь могучий хищник получил некоторое преимущество и умело им воспользовался. Он рвал шею врага клыками, его огромная пасть окрасилась кровью. Тело удава обмякло, хвост вяло опустился на дорогу. Лев почти перегрыз туловище противника, рванулся. Кольца удава распались. Помятый, растрёпанный зверь протащил мёртвую змею по дороге, стряхнул с себя и одним прыжком исчез в кустах. Но ещё долго слышался его приглушённый рёв, полный ярости и боли. Проходя мимо поверженного чудовища, Хоробрит сосчитал шагами длину змеи. Тело удава равнялось двадцати трём шагам, или почти тридцати аршинам.