Анатолий Соловьев - Хождение за три моря

Поистине, Парват для индусов — что Мекка для мусульман. Окрестности храмов были заполнены паломниками. И они всё прибывали. Нескончаемый поток людей, не прерываясь, тёк ко входу храма, богатые ехали на конях и волах. Все в праздничных белых одеяниях, со свежевыбритыми головами. В воротах стояли монахи. В каменные чаши возле них с тихим шелестом сыпались монеты.

В сумеречном свете храма людской поток обтекал изваяние Вишну и позолоченного быка Нанду. Каждый паломник целовал Нанду в копыто и сыпал на него цветы. И на статую Вишны сыпали цветы. Священнодействие проходило в полном молчании, лишь шарканье множества ног. Под потолочными сводами, где уже сгустилась темнота, носились летучие мыши и ласточки. На голову Афанасия упала капля помёта. Кто-то взял его руку, шепнул:

— Не следует стряхивать, господин, прошу прощения.

Фраза была произнесена на санскрите с той излишней старательностью, которая выдаёт чужеземца. Афанасий оглянулся. За ним шёл человек в одежде латинянина — шёлковый камзол, белая рубашка, короткие бархатные штаны, чулки. За латинянином шествовал слуга, неся башмаки господина. За три с лишком года пребывания Афанасия на чужбине он впервые увидел белого человека. Незнакомец приложил палец к губам, прося о соблюдении молчания, и увлёк Афанасия к выходу.

Углубившись в одну из аллей храмового сада, они остановились возле пруда. Незнакомец изящно раскланялся.

— Помпоний Лето [162] Джулио Помпоний Лето (1428—1497), основатель и ректор Римской академии, путешественник. В 1472 году посетил Русь. , сударь, к вашим услугам.

Афанасий назвал себя. Тщательно выбритое румяное лицо итальянца выразило изумление.

— Неужели, мой друг, вы из холодной Русии?

— Из Твери.

— Ах, это неважно, мой друг. Дело в том, что я прибыл сюда из Москвы. Через Ширван, Армению, Иран. Вы удивлены? И тем не менее это так. Вижу по вашему лицу, что вы горите желанием узнать последние новости. Но сначала скажите, давно ли вы оттуда?

— Скоро четыре года.

Помпоний Лето ахнул, покачал головой.

— Достойно удивления! Как вы вынесли столь долгое пребывание на чужой земле? По какой причине?

Афанасий объяснил, что он купец и ищет новые торговые пути на юг.

— Так вы не учёный? — несколько разочаровался итальянец. — Но всё равно, я очень рад встретить здесь достойного человека. Надеюсь, я смогу удовлетворить ваше желание узнать о своей родине. Но это долгий разговор. Прошу быть моим гостем.

Новый знакомый повёл Афанасия мимо храма. Скоро они оставили шумную ярмарку в долине. На зелёном берегу реки под смоковницей стояла походная палатка итальянца. Возле неё ещё один слуга Помпония, молодой парень, жарил на костре цыплят.

Некоторые из новостей, рассказанных Помпонием, Афанасий уже слышал от Кирилла, о других узнал впервые. Итальянец сообщил о женитьбе царя Ивана на Софье Палеолог, о приезде в Москву итальянских мастеров, которые уже строят Ивану Успенский собор, заложили ещё один храм — Архангельский и заканчивают возведение Грановитой палаты, предназначенной для приёма иностранных послов, которую собираются украсить так, что она по великолепию превзойдёт все приёмные залы европейских дворцов.

— Вообще государь Иван собирается перестраивать весь кремль, обновить стены, построить новые башни. Москва, дорогой Афанасий, скоро будет одной из красивейших столиц мира! — разглагольствовал Помпоний, угощая русича жареными цыплятами. — Откровенно признаюсь, я дня не могу прожить без мясного, мне все эти кхичкери и шешни опротивели! А поскольку индийцы не могут без отвращения смотреть на мясо, то подобное противоречие несколько затрудняет моё общение с местными жителями, хотя я против них ничего не имею, индийцы порядочные и честные люди, а это в наше время, дорогой Афанасий, преимущество немаловажное! Итак, на чём я остановился? Ах, да, государь Иван, надо отдать ему должное, весьма дальновиден и расчётлив. Он присоединяет к Московии одно княжество за другим. Например, почти два года назад прибавлена Новгородская республика. Его брат Юрий совершил поход на Казань и едва её не взял. Он и казанский хан, простите, забыл его имя, у татар такие труднопроизносимые имена, подписали мирный договор, по которому хан вернул Москве всех русских пленников, захваченных казанцами в течение сорока лёг! Вы представляете! Теперь на очереди присоединение Тверского княжества и Рязанского. Судя по тому, как государь Иван умело собирает своё государство, он скоро станет царём самой обширной страны мира. От Чёрного моря до Каменного Пояса, так кажется, если память мне не изменяет, на Руси называют горный хребет, который угры называли Уралом. Ах, да, ещё одна немаловажная новость для вас, как для патриота. Государь приказал открыть в Москве Пушечный двор. Там уже начали лить пушки! Скоро ваше войско пополнится новым оружием — пищалями, коих в Москве уже окрестили самопалами. Должен вам сказать, мой друг, что Иван весьма удачно выбрал себе жену — Софью Палеолог. Она умна редкостно. Благодаря ей сейчас в Москву съезжаются лучшие представители учёного мира Европы и отменные мастера. Посему не удивлюсь, если именно на Руси появится восьмое чудо света, а Москва станет третьим Римом.

Нетрудно было понять, что женитьба Ивана на Софье немало способствовала появлению у латинян интереса к Руси и её дальнейшей судьбе.

Помпоний оказался человеком весьма сведущим, доброжелательным, что чувствовалось по тону его голоса, не в пример португальцу дону Диего Деца. Хоробрит почувствовал приязнь к добродушному итальянцу, который сам себя называл новым для Афанасия словом «гуманист» и говорил, что это слово сейчас в Европе входит в самое широкое употребление.

— Меня не влечёт Индия как земля обетованная, — говорил он, — я изучаю нравы, обычаи народов, хочу понять различия характеров и склонности народов в зависимости от образа жизни, климата. Это, друг мой, весьма перспективное направление науки, которую можно назвать гуманистической. Индийцы, например, мечтательны по натуре, они не агрессивны, далеко не воинственны и вряд ли когда-нибудь предпримут захваты земель своих соседей, если над ними будут столь же незлобивые и мирные правители. Я не беру в пример династию Бахманидов, они мусульмане. У них изначально заложено стремление присоединять к своей вере другие народы, и чаще насильственно, а это уже предполагает воинственность. Отсюда проистекает причина постоянных войн султаната с соседями.

Далее наблюдательный итальянец, сам того не подозревая, подтвердил выводы Хоробрита о том, что устремление Бахманидов на юг является ошибкой, ибо нечего и мечтать распространить свою веру на чрезвычайно стойкий в своих обычаях народ, а военный успех Бахманидов невозможен по причине многолюдства южных государств.