Владимир Дегтярев - Янтарная сакма

— Кыф! Сала! [57] Стой! Молись! (араб.). — проговорил вдруг сзади выследивший Проню книжник.

Был бы он и, правда, книжник, Проня бы ему голову-то поправил. А таких больших да твёрдых кулаков у книжников не бывает! И плётка при нём, и кистень. Тать, а не книжник! Шайтан, короче, если по-арабски.

Подчиняясь княжескому книжнику, Проня тут же остановился, сорвал с пояса молитвенный коврик, бросил его на землю и пал на коврик на колени.

— Харуф! Гарб эйна? [58] Баран! Где запад? (араб.).

Проня на виду у прохожих засуетился. Зло засуетился, не подымая головы. Книжник, мало того что обозвал его непонятно как да ещё и непонятные вопросы задаёт. Какой такой Гарб? Горбатый, что ли? Горбатых Проня не знает.

К нему неспешно подошёл со стороны ворот нерусский человек с нерусской седой бородой. Наклонился, спросил:

— Муслим? [59] Мусульманин (араб.).

— Э-э-э, конечно.

— А! Хасанан! Хадж кьян на? [60] Хорошо. В хадж ходил? (араб.).

— Нет!

— Хасанан. Тогда, руси, я дам тебе правильный совет. Сначала не носи чалму. Чалму носят те, кто совершил хадж. И потом ещё скажу — тот человек, сзади тебя, он спрашивает: «Где запад, баран?» Так вот, руси, запад там, — бородатый показал в сторону Проломных ворот.

Проня радостно кивнул и тут же повернулся вместе с ковриком в указанную сторону.

— И священный город Мекка там, и святая из всех святынь — Кааба — тоже там.

— Спасибо, — сказал Проня. — А теперь иди, человек с бородой. Я тут сам как-нибудь.

— Я пойду. Только сообщу твоему мудар аль рису, то есть учителю, что на молитву вставать ещё рано.

— Да? Ну, тогда я его сейчас каталя! [61] Убью! (араб.).

Проня вскочил на ноги. И тут же слетел с ног, подсеченный ловким ударом неруся с бородой.

— Своего учителя — не убивают, руси. Извини, я повалял тебя в пыли, — белобородый поклонился Проне и неспешно пошёл в сторону великокняжеского двора.

Сзади Прони захохотали. Он в бешенстве оглянулся. Шестеро русских, одетых в малиновые, с белыми отворотами, кафтаны личной охраны Ивана Третьего, перестали смеяться. Старший, с большой чёрной бородой, сказал Проне:

— Сие есть арабский купец. Мы его охраняем. Иди, парень, своей дорогой.

Княжий книжник стоял молча.

— Он у тебя так и просится в кабак, — сообщил книжнику старший из охраны арабского купца. — Отпусти мужика. Русскому надо иногда гасаля [62] Помыть (араб.). свою душу!

Книжник махнул рукой, заговорил с посольскими охранниками об ушедшем купце.

Проня спешно сунул коврик за пояс халата и побежал, разматывая на ходу чалму. Побежал в сторону реки Неглинной, вспоминая, как зовут кабатчика.

Белобородый арабский купец с длинным именем, которое Иван Третий сократил до Абу Шейх, говорил государю:

— Ибан бин Базилевс! Ты имеешь захаб, я имею дивный товар! Давай станем торговаться!

Захаб. Золото! Откуда этот белобородый, но почти чёрный лицом арабский купец прознал про Иваново золото? Вчера только Иван Третий вернулся от Старой Руссы, Где принял покаянную грамоту от господина Великого Новгорода и под пальчиком великого государя Дмитрия Ивановича, но под своей, подтверждающей пальчик, подписью, лишил торговый град Новгород всех его вольностей, а главное — вечевого колокола, проклятого всеми московскими великими князьями от самого Юрия Долгорукого.

Сегодня же поутру государь казнил прилюдно подлого боярина Ваньку Сумарокова, собрал всех древоделов и велел к зиме приготовить двести саней, да к ним купить шесть сотен лошадей и по первому снегу гнать всё это добро в Архангельск. Да чтобы не забыли положить в сани лыковые мешки, пять тысяч штук. И бочки! Бочек тысячу штук. Мешки — под мороженую рыбу, бочки под тюленье сало! Рыба — московским людям на еду, сало — на свечи. А деньги за их каждодневное потребление — великому князю. Эх, хорошо!

За этот будущий обоз великий князь заплатил мастерам золотом, венгерскими дублонами, на что древоделы стали ругаться.

— Дай, княже, серебро!

— Не дам! Серебро мне надобно на дань татарве казанской!

— А где же нам поменять золото на серебро?

— Со временем поменяете... Псковские купцы придут по зиме торговать, у них малость серебра будет. То да се... Рыбу привезут с низовий Волги. Отстаньте от меня со своим золотом!

Отстали.

— А я тебе, Ибан бин Базилевс, — продолжал говорить араб, — пригоню двести верблюдов! Половина их них — верблюдицы. Молоко станешь доить. Пить верблюжье молоко много лучше, чем водку.

— Это ты правильно говоришь, купец, — ответил наконец Иван Третий Васильевич. — Но не надобно мне верблюдов! Иди в Казань, там верблюдов купят. Потом съедят.

— Я к тебе пришёл, — спокойно держал ответ на грубость великого князя белобородый араб. — И от тебя уйду к себе. Давай сам веди наш торг.

— Да нечего мне тебе продать! Не-че-го! Земля моя захудалая, один ячмень да коровы. Торгую на горсть серебра в год!

— Ибан бин Базилевс! Я не прошу мне продать. Я прошу тебя купить. У меня купить мой товар и дать мне за него захаб! Фахима? [63] Понимаешь? (араб.).

Иван Третий покачал головой:

— Ма фахим туук! [64] Я тебя не понимаю! (араб.).

Купец Абу Шейх сверкнул глазами, расчётливо медленно вынул их халата платок, развязал один угол. Там, в углу платка, Иван Васильевич увидел три венгерских золотых дублона. По чекану сразу вызнал свои деньги. Вот оно как! Древоделы московские, видать, успели поменять толику княжьего золота на арабское серебро! Башки бы им снести! Так других таких мастеров нету на Москве и в окрестностях. Чёрт бы их...

— Третий раз тебе говорю, я знаю Ибан ибн Базилевс, что тебе нечего мне продать. Я пришёл, чтобы ты у меня купил. Захаб мне давай и бери что хочешь: хоть рабынь из Персии, хоть кобылиц из Аравии, хоть длинные ножи из Дамаска. Захаб мне давай!

Арабский купец, этакая гадина, пришёл один! Один на Русь! Крепко знает арабский купец, что вызверись сейчас великий князь, как он вызверился на иноземцев в селе Архангельском или на Великий Новгород, тотчас Крымский шлях затопят волны конников. Ногайцы, калмыки, оттоманцы и даже крымчане... сожгут и Москву и всё окрест, а великого князя с людьми утащат на арканах в полон. Арабы, братья по крови... Что бы его княжеские книжники ни говорили, а вот этот вот «брат» сидит и самого великого князя Московского пугает!

— А давай будем меняться! — неожиданно предложил Иван Третий. — Товар на товар, а?

— Захаб! Аллах запретил мену с неверными! Велел брать с них золотом!

Что же ему всучить в ответ на имя его Бога такого, сильного и православного? Не всучишь. Он, гад белобородый, прекрасно знает, что князь Владимир Красно Солнышко, дабы уцелела от напастей Русская земля, за свой клочок земли Киевской пять сотен лет назад урвал себе грековского Бога. Или жидовского? Кто теперь ведает? Иначе Византия не желала принимать сторону князя Владимира, когда на него пошли с Запада наёмники скандов, а с Востока — полчища половцев и кипчаков. Любого Бога ухватишь за бороду, когда такая напасть! Сама Византия побродяжная и наняла скандов да половцев идти на князя Владимира..., А этот, белобородый, имеет полное право толкать Аллаха вперёд себя: его Бог!