Владимир Дегтярев - Янтарная сакма

Я пока пойду полежу возле огня, а ты позови наших. Мергены сообразили, что возле нас смерть закрутилась, приволокли травы нашим коням, да местного гороху. Коней, говорят, покормите, товары и верблюдов бросайте, а сами на конях бегите за реку Аксу. Там уйгурские земли, там, мол, вас защитят. У них тут главным молодой Кан Торкей. «Кан» — повелитель воды. Если что понадобится, он велел пустить в сторону камышей горящую стрелу...

Пока Проня с Бусыгой таскали тощие связки озёрной травы, вроде сена, да пока разваривали в казане полмешка красных горошин, Караван-баши прилёг на кошму. Он сильно сдал в последнее время. Дорога силы даёт, когда к дому идёшь. А когда от дома удаляешься, она силы забирает... И Книжнику что-то нездоровилось, мозжило в том месте, где некогда болталась рука.

— Бросить караван и убежать мы можем, — сказал Бео Гург. — Только куда мы убежим? И какой народ нас примет? На Русь таким беглецам дороги нет.

Караван-баши согласно кашлянул.

Небо над ними усеяли звёзды, каких на Руси не увидишь. Месяц стал сползать к западу, скоро утро. А поутру и хан этот, скотский, пожалует. С ним двести воинов. Но бежать нельзя!

— Китайцы теперь в какого Бога верят? — спросил Бео Гург, следя, как с неба сорвались три звезды и, будто с крутой горочки, скатились на землю.

— Не знаю... — Караван-баши снова утробно прокашлялся. — Последний раз я был здесь десять лет назад. Тогда они верили в Дракона. Мол, на золотом Драконе к ним спустился с неба первый Император именем...

— Хуан Ди, — подсказал Бео Гург.

— Да, вроде того... Хуан Ди. — Караван-баши опять прокашлялся. — Мы тогда ходили здесь под флагом Казанского ханства, но с товаром от ганзейских купцов. Правда, нас вели не этой дорогой, а другой, что идёт по ту сторону большой пустыни именем Гоби. Там хорошо шли — везде военная стража, не разбойная, через каждые сто вёрст — древние гиссарлыки. Таможни, значит. Шайтан знает, сколько им лет и чьего они народа. Но не китайского и не монгольского... Там, правда, рек нет, но много колодцев. Воды хватало...

— Продали ганзейский товар? — спросил Бео Гург.

— Продажи не получилось... Поменяли на блестящие чашки, такие лёгкие. На кувшинчики прозрачные. На Фар Фор... А больше всего товара выменяли на белый порошок. Сто двадцать ваших русских фунтов этого порошка взяли за ганзейские стальные ножи, топоры и пилы!

— На опий, дураки, поменяли, — оживился Бео Гург. — Значит, ганзейский караван назад в Европу не вернулся?

— Не вернулся, — подтвердил Караван-баши. — Как раз у озера Нор Зайсан на обратном пути нас встретили три сотни монгольских, или каких там, воинов. Здесь никто не работает, все воюют. Да, встретили нас злые воины и всех перебили.

Бео Гург не стал спрашивать, как удалось уйти от резни самому Караван-баши. Это иногда бывает стыдно и говорить.

— Я купцам говорил, что после сделки надо сразу скрыться в долине реки Кара Иртыш и там петлять. Ты, Бео Гург, видал, какие заросли в той долине? А река всегда выведет куда надо. Не послушались, не стали уходить с торной дороги! Один купец там, ну просто от дурного народу, от подлого, в меня плевать начал, своим Богом Яхвой обещал, что я оплаты не получу... Так я ночью срезал у его верблюда один тюк, кинул себе на лошадь и ушёл в долину Кара Иртыша... Дня через три я вернулся к озеру Нор Зайсан, убедился, что купцов всех вырезали. Ну, я плакать не стал, а в тюке у того, кто в меня плевал, нашёл женские украшения. Украл, видать: украшения в этих местах не продают и не меняют. Вот, одно я сохранил. Вожу с собой, как талисман. — Караван-баши пошарил у себя в потайном кармане, достал золотую безделушку на тонкой цепочке.

Работа была изумительной тонкости. Древняя, вавилонская ещё работа — это Бео Гург приметил сразу. За оба конца золотой цепочки прихвачен серебряный полумесяц. А тот полумесяц обвивает дракон, очень хитро сложенный из драгоценных камней, впаянных в золото. Вот он, Золотой Дракон, на котором в Китае приземлился первый император Хуан Ди!

Бео Гург увидел, что к костру идут Проня и Бусыга, быстро произнёс:

— Я пока подержу у себя эту безделицу, через пару дней отдам.

— Не надо отдавать. При случае это можно обменять на наши жизни, Золотой Волк... — Караван-баши прилёг, постанывая.

Проня подошёл, первым плюхнулся у костра, выругался и тут же объявил:

— А тверской купец Афанаська Никитин нас всех провёл! Или, когда мы его обихаживали, он уже без ума находился? А? Сообразил же — послать нас в Китай! Чтобы мы здесь головами свихнулись!

— А ты чего скажешь, Бусыга? — спросил Бео Гург.

Бусыга покидал в костёр веточки и щепочки, мутно глянул на небо, уже освещённое ещё невидимым солнцем, пробурчал:

— Если в Москву вернёмся, тогда скажу.

— Если, если...— пробурчал Проня. — Возвращаться придётся по этим же местам. Ох, и ласково же нас тогда здесь зарежут!

— По этим местам назад мы не пойдём, — отозвался Бео Гург. — Дураков среди нас мало, а дорог в этой стране — много. Сообразил, на что намекаю?

Проня закивал головой, но по роже было видать, что не сообразил.

Издалека, от юртового монгольского аула донеслись дикие крики. Проснувшиеся ханские нукеры неслись к стоянке русских купцов, визжа от радости. От какой такой радости?

Первым ворвался ханский сотник. Он кричал что-то непонятное, но одно слово — «хан» — вполне угадывалось.

— Бусыга, — позвал Бео Гург, — иди сюда. Караван-баши сильно устал, спит крепко. Скажи этому орале, чтобы послал к нам аксакал-толмачи. Аксакал-толмачи! Повтори!

Бусыга, злой от недосыпу и от невозможности вдарить кулаком по луноликой морде ханского сотника, крикнул тому три раза, что было велено. Сотник крутанулся на месте, наклонился, стеганул плёткой по угасающему костру и помчался к своим. Караван-баши открыл глаза и пробормотал:

— Костёр наш стеганул плёткой — это не к добру. А кричал он, что хану очень понравилась русская лошадь с кобылочкой в брюхе. Велит вечером зарезать вторую.

— Кого мы вечером станем резать, так это им, узкоглазым, пока знать не положено, — совсем спокойный от бешенства крови, Бео Гург широкой ладонью прикрыл глаза Караван-баши. — Спи, ты нам нужен совсем здоровым через три дня.

А тем временем в пролом ворот на тележке, запряжённой парой махоньких монгольских коней, уже въезжал Старец, давший команду ханским нукерам у озера Нор Зайсан прирезать китайского контайшу.

Старец подправил коней прямо к тлеющему костру, но из повозки не вылез. Врал оттуда, что под левой рукой хана Урген Тая две тысячи конников, да под правой — столько же, да ещё хан впереди себя держит главную Орду. За ханом Урген Таем стоят китайские войска, и числа им нет. Так что русским купцам надо хану подчиниться, весь товар отдать, а он уж сам, честно, купцам расчёт произведёт. Правда, китайцам воск не надобен. Камешки жёлтые, не золотые, тоже. Поэтому, если честно, то купцы ничего не получат от хана. Но если у них есть серебро, то пусть оставят себе по одной монете, а всё остальное отдадут хану и идут себе обратной дорогой...