Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

Христоф ухватился за пояс, но, ничего там не найдя, тревожно огляделся вокруг.

— Это ищешь? — промолвил один из казаков у костра, подкинув ему дорожную сумку.

Посланник резко схватил ее и, открыв, заглянул внутрь. Письмо бургомистра, к счастью, никуда не исчезло.

— Слава Пречистой Деве! — облегченно вздохнул он.

— О, так ты наш человек! — почти в один голос воскликнули казаки.

— Эх, будь он хоть черт рогатый, — сказал казак в дорогом наряде, — коли рубил так басурман, то он мне брат.

— И стрелок добрый, — бросил кто-то из троицы, — я таких мало видел.

— Иди к огню, — пригласил другой.

Курьер поднялся и, немного покачиваясь, присоединился к компании. За ним следом подошел четвертый казак.

— Я Андрий Карбовник, сотский его милости князя Острожского, — сказал он Христофу, — это мои собратья. А как тебя величать?

Курьер назвал свое имя.

— Мы тут гуляем по полю, — сказал сотский, — охотимся на татарские отряды. Совсем обезумели басурманы.

— Орда стоит под Меджибожем, — прибавил другой казак, назвавшись Семеном Будним, — говорят, сам Девлет Гирей с ними. С того такие и храбрые эти черти.

— А ты, брат, куда направляешься? — спросил третий, Семен Лис.

— Имею поручение от львовского бургомистра, вельможного пана Шульца, доставить прошение королю. Знаю, он будет в Остроге, — ответил посланник.

— Так ты ляхам служишь? — холодно сказал четвертый, что назвался Никитой Бродником.

— Не ляхам, — как можно сдержаннее ответил Христоф, — а городу.

— А много ли в том Львове русского люда? — поспешно спросил Будний, чтобы сгладить разговор.

— Много, но больше за стенами живет, — честно сказал курьер.

— Дождутся когда-нибудь панове ляхи, — не унимался Бродник.

— Хватит, — грохнул сотский, — дождутся, то и дождутся. Сейчас про другие вещи идет речь. Ты, Христоф, коли хочешь, держись нас. И мы твоей помощью не побрезгуем, потому что ты искусный воин. Король будет в Остроге через трое суток, к тому времени и мы там окажемся. Видишь, этот вот головорез, — тут он пнул сапогом пленника, — рассказал мне, что хан послал три тысячи войска, чтобы напугать князя. Сперва татары хотят спалить Межирич, а потом и на Острог пойдут. Так что завтра отправляемся в Дубно, где стоит моя сотня, а дальше двинемся на помощь.

— Если б твой король об этом знал, то быстро поджал бы хвост и бросился обратно в Краков, — сказал Будний, еле сдерживая хохот. — Татары — не придворные. Угождать не станут.

— Может, стоит предупредить мещан, чтобы готовились? — спросил Христоф.

— Мы уже отправили известие, — сказал Лис.

— Кто-то помчался туда? — спросил курьер.

— Нет, брат, мы сделали это по-своему, — ответил Карбовник. — Как именно — не должен знать. То давняя наука. Лучше съешь кулеша и отдохни. Снимай с огня, Семен…

— Можем отправиться в путь хоть сейчас, — сказал курьер, — я готов.

— Еще этой ночью будем следить за чужими огнями в поле, — сказал сотский, отрицательно качнув головой, — отправимся на рассвете.

Когда стемнело, Бродник и сотский куда-то исчезли, а Лис, загасив огонь, заложил его кучей дерна. Тем временем Будний спутал лошадей и приготовился стоять на часах.

Христофу совсем не хотелось спать, и он готов был поклясться, что так и не сомкнул глаз, аж вдруг услышал голос Карбовника:

— Просыпайся, брат. Уже Воз на небе перевесился. Нам пора.

Мужчины мигом вскочили на коней и рванули еще темным полем на восток, где понемногу занималась зарево. Ближе к полудню вдали блеснула река Иква, а на ее берегу остро завысились бастеи Дубна.

Могучая башня стерегла въезд, а стражи вверху следили за каждый пешим или конным, купцом, селянином или шляхтичем. Впрочем, всадники беспрепятственно преодолели деревянный мост, миновали сторожу и широкой мощеной улицей выехали на просторную площадь. Тут возвышалась ратуша, которую ровным квадратом окружали два десятка богатых каменных домов.

Мещане приветливо снимали шапки, видя казаков, а те кивали в ответ, гордо улыбаясь себе в усы. Очевидно, они хорошо общались между собой.

За площадью, за глубоким рвом стоял замок. Собственно, это была мощная и одновременно живописная цитадель, которая врастала толстыми стенами в землю. Куртины остро сходились по углам и выступали вперед, напоминая острие копья. Во время осады оно врезалось в вражеское войско, и замковые стрелки могли надежно защищать любые подступы к стенам.

Все это сразу бросилось в глаза Христофу, вызвав восторг таким замыслом. Очевидно, князь хорошо знал оборонное искусство.

Мост был опущен, а ворота открыты, и только окованная железом герса (решетка) препятствовала въезжающим. Из-за нее выглядывало двое бородатых стражей, которые, узнав сотского, не молвили ни слова, и только один из них звонко свистнул, что было, видно, знаком поднимать решетку. Она глухо застонала и неторопливо поползла вверх.

Всадники, пригнув головы, проскользнули под ней и, проехав длинным пассажем, оказались во дворе. Тут было людно и шумно, а многочисленные экипажи и еще не расседланные лошади свидетельствовали, что в замке находится много приезжей шляхты.

Справа возвышался дворец, стены которого были красиво украшены каменной резьбой, длинными фризами и увенчаны аттиком, который, правда, больше напоминал боевой кренеляж (зубчатое завершение стены). Очевидно, такое его применение зодчие никак не исключали.

Христоф и казаки спешились, приказав двум работникам отвести лошадей к конюшне.

Через минуту из дворца вышел коренастый мужчина в плисовой шапке с перьями, красочном жупане, подпоясанном золотым поясом с саблей при боку. Завидев прибывших, он сразу направился к ним.

— Челом тебе, Богдан! — поздоровался сотский, когда тот приблизился.

— Челом-челом, Андрий! — радостно ответил тот, раскрывая свои широченные объятия. — Наш светлый князь передавал тебе спасибо. Говорил, что никакой награды не пожалеет за такое дело.

— То успеется, — махнул рукой Карбовник, — про Межирич позаботились?

— А как же! Сразу же ночью пошла туда Забрамная (брама — городские ворота) хоругвь (рота), — ответил Богдан.

— А где мои разбойники? — спросил сотник.

— Гостят в людской, — ответил тот, — но не беспокойся. Говорили, пока пан сотский не дозволит, пить станут лишь квас и воду.

— Добро, — Андрей удовлетворенно засмеялся. — Вели, Богдан, и нас накормить, и побыстрее, потому что еще сегодня хочу податься до Межирича.

— Коли пан позволит спросить, — ответил Христоф. — Тут ли пребывает его милость, князь Острожский?

— Тут, — кивнул шляхтич, — пан имеет дело к князю?

— Меня зовут Христоф, я курьер вельможного Якуба Шольца, бургомистра Львова, — представился тот. — Имею письмо лично его княжеской милости от кастеляна Высокого Замка, Сильвестра Белоскорского.