Кейт Мосс - Огненные палаты

– Я вызову вас, когда вам будет что сообщить вашему хозяину, и ни минутой раньше.

– Дверь должна оставаться открытой, ты меня слышала?

– Я вас слышала.

Удостоверившись, что он ушел, Флоранс вздохнула с облегчением. Они переглянулись с Сесиль Кордье, гадая, какую цену придется заплатить за эту маленькую победу. Потом очередной жалобный крик заставил обеих вернуться к постели роженицы.

– Задерните полог, – велела Флоранс.

После долгих двенадцати часов родовых мук три женщины начали понимать друг друга без слов. Простыни в очередной раз сменили, грязную солому собрали с пола и постелили свежую, но запах крови по-прежнему стоял в воздухе. То был запах смерти. Когда пришла следующая схватка, Маргарита не могла даже стонать.

Трамонтана – холодный ветер с северо-востока – крепчала, со свистом врываясь сквозь щели в ставнях и хозяйничая в камине, отчего по комнате гуляли вихри из пепла, похожие на черный снег. Внезапно Маргарита подняла опущенные веки и устремила взгляд прямо перед собой. Глаза у нее были необыкновенные, полная противоположность друг другу: один васильково-синий, другой – цвета рыжей осенней листвы. Их уже начинала заволакивать предсмертная пелена.

– Флоранс? Флоранс, моя дорогая подруга, ты здесь? Я ничего не вижу.

– Я здесь.

– Мне нужно написать… ты можешь принести мне…

Флоранс кивнула, и Сесиль, ни слова не говоря, подошла к секретеру, за которым недавно сидел Бернар Жубер. Она взяла перо и бумагу с гербом де Брюйеров и поспешила обратно к кровати.

– Если хотите, я могу написать под вашу диктовку, – сказала Флоранс.

Маргарита покачала головой:

– Это я должна сделать собственноручно. Можете помочь мне сесть?

– Ей нельзя шевелиться, – предупредила повитуха, но Флоранс и Сесиль уже подошли к Маргарите с обеих сторон и подложили под ее правую руку подушку.

Сегодня день моей смерти.

Выводя эти слова, Маргарита то беззвучно шевелила губами, то принималась шептать вслух, словно для того, чтобы не забыть, что она хотела изложить на бумаге.

Перед лицом Господа нашего, здесь, своею собственной рукой пишу я эти строки. Мою последнюю волю и завещание.

Все трое хорошо видели, каких усилий ей это стоит, с каким мучительным трудом и как медленно движется перо, как черными кляксами расплываются по бумаге слезы.

– Merci, – произнесла Маргарита, когда документ был готов. – Вы засвидетельствуете мои слова?

Флоранс быстро написала внизу завещания свое имя, Сесиль последовала ее примеру.

– Ну вот, – выдохнула Маргарита. – Береги его, Флоранс. Если ребенок выживет, он не должен ни в чем нуждаться.

Она из последних сил подула на бумагу, чтобы высушить чернила, потом в изнеможении откинулась на подушки.

Мадам Габиньо отвела с лица Маргариты прядь каштановых волос и, положив ей на лоб холодный компресс, когда ее тело сотрясла очередная схватка, отошла в сторону.

– Под матрасом, Флоранс, – прошептала роженица. – Я хотела, чтобы она была при мне.

Хотя Флоранс знала, что их всех повесят как еретичек, если об этом станет известно, она протянула руку и вытащила из-под матраса запрещенную протестантскую Библию, которую Маргарита де Пивер там хранила. Она вложила ее в руки своей госпожи.

– Вот, – сказала она.

– Позаботься о моем ребенке. Не позволяй…

Ее слова утонули в боли очередной схватки.

– А теперь попытайтесь потужиться, – велела повитуха.

– Позаботься о моем ребенке, – выдохнула Маргарита.

– Мне не придется, потому что вы сами сможете о нем заботиться, – сказала Флоранс, зная, что лжет. – Еще разок, а потом можно будет отдохнуть.

Каким-то чудом найдя в себе силы, Маргарита подчинилась.

В это мгновение последние отблески дня погасли, и опочивальня погрузилась в сумрак. Маргарита снова закричала, но на этот раз это был крик не боли, а облегчения.

– Это девочка, – прошептала повитуха, подхватывая младенца, и быстро перевязала пуповину.

– Живая? – спросила Флоранс еле слышно, вне себя от страха, потому что малышка не издала ни звука.

– Да. Она розового цвета и сразу же ухватила меня за палец.

Повитуха обмыла и запеленала малышку и, передав ее Флоранс, занялась Маргаритой.

– У вас прекрасная здоровая дочка, – сказала Флоранс, склоняясь над постелью. – Посмотрите.

Ресницы Маргариты затрепетали.

– Она жива?

– Она вылитая вы.

– Слава Всевышнему, – пробормотала она, потом глаза ее расширились в панике. – Не позволяйте ему забрать ее, как тех, других. Спрячьте ее в безопасном месте.

– Вам необходимо беречь силы, – строго сказала мадам Габиньо, хотя и знала, что это все равно ничем не поможет. Кровотечение невозможно было остановить. – Будет лучше, если вы будете лежать неподвижно.

– Флоранс, дай мне слово. Пообещай, что не позволишь ему забрать ее.

Колокола начали бить пять часов, и Маргарита издала негромкий протяжный вздох. Лицо ее было безмятежно. Едва успела она прочесть молитву на французском, как ее душа отлетела. У нее не было нужды в посредниках. Она верила, что ее Бог ждет ее, чтобы проводить домой.

В опочивальне наконец стало тихо.

– Отмучилась, – сказала Сесиль, склонив голову.

– Как жаль, – отозвалась повитуха. На своем веку ей не раз доводилось видеть смерть, но эта потеря глубоко ее тронула. – Ну почему хорошие люди всегда умирают до срока? Если Бог есть, куда Он смотрит, скажите на милость?

Флоранс поцеловала Маргариту в лоб, уже, казалось, начавший остывать, потом накрыла ее нежное лицо простыней. Она не будет плакать. Сейчас не время горевать. Слишком многое нужно сделать.

Шел шестой час вечера накануне Дня Всех Святых.

– Канун Дня Всех Святых, – произнесла Сесиль негромко. – Девятнадцать лет прошло, а кажется, что это было вчера.

Бернар кивнул.

Убаюканная их голосами, Мину заморгала, с удивлением обнаружив, что по-прежнему находится в камере. Еще не рассвело, но небо на востоке уже начинало понемногу светлеть, свидетельствуя о том, что близится утро. В ее ушах стояли их слова, а в голове роился мириад вопросов. Мину не знала, с чего начать. Она посмотрела на отца, потом снова на мадам Нубель.

– Я понимаю, каким человеком был де Брюйер, но не отдать ему его же собственного ребенка? Почему так важно было, чтобы он считал, что я не выжила?

– Ты родилась девочкой, – просто сказал Бернар. – За год до того Маргарита произвела на свет девочек-двойняшек. Через несколько часов после рождения их забрали у нее по приказу мужа под тем предлогом, что их должен осмотреть врач. Больше она их не видела. Обе были обнаружены мертвыми в своих колыбельках.