Галина Шестакова - Малахольная

Ольга Васильевна, воспитательница, ловила мелких партизан в кустах у забора, ругала, отбирала богатства и ставила в угол. Пока она отлавливала одних, другие пользовались оказией и закапывали свои секретики.

Потом водили подружек по одной и показывали. Не всех. А только самых-самых.

Люську не водили.

Она все время была одна. Сидела, отвернувшись от всей группы, и смотрела в окно. И думала. Вообще-то, думать ей не полагалось, потому что Люську все считали дурой.

Мать Люську не любила за молчание. А отец жалел. И иногда подозревал, что Люська очень похожа на его малахольного брата – поэта. Но жене не говорил. Жена его брата не любила. Женщина она была простая, ей всегда было что сказать и чем поделиться с ближним. А молчание – настораживает. Черт знает, о чем думает эта Люська, глядя на тебя. Уж точно ни о чем хорошем. Хорошее-то всегда можно сказать матери.

Старший Люськин брат, Вовка, получился лучше. Мать так считала. Потому что был похож на нее, простой и понятный. И всю любовь свою материнскую она дарила Вовке. Он понимал, что его любят больше, и пользовался этим без зазрения совести. Пакостил и ябедничал на Люську. А мать била Люську с полным ощущением исполненного материнского долга.

Люська не жаловалась. Понимала, что она какая-то неправильная. Не такая, как все остальные дети. И замолкала на недели.

В школе училась трудно. Не могла отвечать у доски. Но блестяще писала все письменные работы. Классная, выбрав подходящий техникум для Люськи, с чистой душой выпихнула ее из школы после восьмого класса.

В техникуме Люське понравилось. Она приехала в Моршанск и легко поступила в библиотечный. Дали комнату в общежитии, четыре койки. Девочки подобрались тихие, Люську не обижали. И она даже научилась улыбаться.

Книги заняли все ее время. Она пристрастилась читать. Была б ее воля, она бы и поселилась в библиотеке. Жила б среди книг, не разговаривая ни с кем. С книгами общаться было легче. Они понимали. И молчали. Люська ходила между полок, гладила любимые корешки тонкими бледными пальчиками и была счастлива.

Даже смерть брата в Афганистане не задела ее. Она написала матери сочувственное отстраненное письмо и почти сразу забыла об этом.

Мать прочитала Люськино письмо, порвала его на мелкие клочки. Долго молчала, а потом прокляла ее, тихо и буднично:

– Ноги ее в доме не будет, пока я жива, – сказала посеревшими губами.

А потом всю ночь тихо выла, поминая Вовку.

Отец писал Люське коротенькие письма и просил ответы слать на рабочий адрес. Люська не удивилась. Писала, тоже коротко, что все хорошо. Учиться нравится и девочки хорошие.

Распределили Люську в родной город. Отец писал, что обязательно что-нибудь придумает, мать все повторяет, что в дом ее не пустит, придушит прямо на пороге. Люську это не трогало. Было бы где жить и мать не видеть. Только быть среди книг, это все, что Люське было надо.

Отец встретил ее на вокзале после выпускных экзаменов и повез в захудалый НИИ.

– Будешь подрабатывать ночным сторожем. За это тебе комнату дадут. А там придумаем. С матерью я поговорю, – виновато пообещал отец Люське.

В НИИ было хорошо. Такие же тихие, как Люська, сотрудники что-то исследовали и не мешали Люське жить. По вечерам, после работы в районной библиотеке, Люська приходила в НИИ, готовила из полуфабрикатов ужин и садилась читать. Когда жизнь в НИИ замирала, она выходила на обход, но обычно дальше библиотеки не ходила. Приводила в порядок истрепанные книги по тематике НИИ. Художественной литературы в библиотеке почти не было. Но Люську это не смущало. Она ко всем книгам относилась трепетно. Гладила корешки и разговаривала. Книги ей отвечали. Каждая книга имела свой голос. Прикладная математика прокуренно басила. Стихи для детей немного фальшиво писклявили, словно взрослый пытался разговаривать ребенком. Но книги были честными с Люськой.

Хоть до работы и было далековато, Люська старалась ходить пешком. Ездить в автобусе, среди горластых и пахучих людей, было невыносимо. Но в этот раз не получилось пройтись пешком. К вечеру на работе поднялась температура, ноги стали ватными, и в глазах круги. Люська стояла в переполненном автобусе и дышала ртом, как рыба, чтобы не чувствовать запахи потных тел. Звуки от недомогания усилились и звучали в пустой голове набатом. Люська морщилась от всех этих «не толкайтесь, вы мне на ногу наступили, передайте на билетик» и стояла с закрытыми глазами, уцепившись за поручень.

– Девушка, вам плохо? – вопрос также прозвучал набатом в голове, не имея никакого отношения к Люське.

– Девушка? Плохо? – ее настойчиво потрясли за рукав.

И Люська приоткрыла глаз. На нее смотрел молодой парень, похожий на студента. Лохматый, из-под куртки торчал воротник клетчатой рубашки. К груди парень прижимал авоську с книгами. Корешки книг выпирали сквозь ячейки авоськи разлохмаченными краями. Люська посмотрела на страдальцев и погладила корешки пальчиком.

– Плохо, – слабо улыбнулась она, – книгам так плохо. Душно.

Люська посмотрела на хозяина книг и упала в обморок. Не картинно, как обычно описывали в книгах, а тихо. Просто все потемнело в глазах, и ноги перестали держать.

Открыв глаза, она почувствовала свежесть, выдуло, наконец, спертый потный воздух автобуса из Люськиной головы. Она сидела на остановке, уткнувшись в клетчатый воротник рубашки носом.

– Очнулись, барышня?

Люська дернулась и села. Никогда еще она так близко не чувствовала мужского тела. Это неприятно, а может быть, и приятно, Люська с разбегу не разобралась, но это точно ее взволновало. Она глубоко вздохнула, и под мышками мгновенно вспотело.

– Да, – пискнула она. – Я пошла. Спасибо.

Она вскочила. Но не устояла и схватилась за плечо парня.

– Извините.

– Да чего уж там, – парень махнул рукой, – не стоит благодарности. Я вас провожу. На ногах-то вы плоховато стоите.

Люська попыталась отказаться, но парень не слушал, по-хозяйски взял ее руку и сунул себе в карман.

– Холодно, а вы без перчаток. Меня Рома зовут. Куда идем? – он посмотрел на онемевшую от такой близости Люську.

– Люся, – машинально ответила Люська. – Домой. Ну, то есть не домой, а в НИИ, я там сторожу.

– Кого сторожишь? Мышей? – хмыкнул Рома. – Пошли в твой НИИ. Значит, ты учишься и подрабатываешь, – он сделал вывод. – На кого учишься? И не местная поди? Голодом сидишь, вот в обмороки и валишься.

– Нет, – неизвестно с чем не согласилась Люська.

– Пошли, купим еды, – он, не слушая ее возражений, затащил ее в продуктовый.

В магазине купил хлеба, килек в томате, молока и, тщательно подсчитав мелочь, взял Люське сладкую булочку. Все закинул в авоську, поверх книг. Люська хотела возмутиться таким непочтением, но промолчала, только снова погладила корешки пальчиком.