Бенито Гальдос - Повести о ростовщике Торквемаде

Приехав в Эрнани и прогуливаясь в одиночестве, он мысленно возводил пирамиды из цифр, составлявших основу табачного предприятия, а также других дел, как, например, сделки с кредиторами по поводу обветшавшего дворца Гравелинас. Жалея мужа, Фидела предложила сократить пребывание в Эрнани; но Крус не соглашалась; воздух северного побережья благотворно действовал на Рафаэля: с тед пор как он приехал в Эрнани, его нервный припадок ни разу не повторялся. Семья разделилась на две пары: Крус совершала прогулки со слепым братом, а Фидела старалась развлечь мужа, настойчиво призывая его обратить внимание на красоту окружающей природы. Скряга не остался нечувствительным к доброте и заботам жены; порой он проводил приятные минуты, беседуя с ней и прогуливаясь по лужайке или в роще. Но как изгнанник, тоскующий по родине, Торквемада среди беспечной болтовни ни на минуту не забывал о делах, и в памяти его неизменно всплывал Мадрид. Фидела всякий раз приветствовала перемену темы и с ребяческой шутливостью повторяла: «Ну же, Тор, зарабатывай побольше, побольше денег, а я берусь тебе их сберегать».

Фидела так часто это повторяла, что дон Франсиско однажды пустился на откровенности, чего никогда не делал прежде; он поделился с женой всеми мыслями и планами, радостями и огорчениями. Жаловаться было бы грешно, сказал он, доходы его растут, как волны в бурю. Но все это попусту, — сестры поставили жизнь на такую широкую ногу, что и копить-то нечего. Что ни день, то новая блажь, им лишь бы транжирить. Не стоит перечислять нескончаемый ряд безумств, — они хорошо известны Фиделе. Торквемада не создан для роскоши, но злой судьбой вынужден мириться с ней. Его прекрасный идеал — копить, почти целиком вкладывая прибыль в новые дела и уделяя на жизнь лишь самое необходимое. Сердце разрывается при виде того, как деньги, притекающие в дом, тут же из него вытекают. Мрачные, гнетущие мысли одолевают его. Между ним и Крус завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Он признает превосходство ее ума и красноречия; но в данном случае прав он, а не она. И самое ужасное — Крусита захватила над ним власть и навязывает ему свою волю в денежных делах: ведь всякий раз, когда на повестку дня встает вопрос о новых расходах, она скручивает его по рукам и ногам. Он извивается от бешенства точь-в-точь как дьявол под стопой святого Михаила, а негодница, придавив ему голову ногой, транжирит его Денежки направо и налево.

Словом, он чувствует себя глубоко несчастным и среди всех горестей его даже не радует мысль, что он своевременно станет отцом. Фидела мягко и тактично ответила, что лично она согласна жить скромно и уединенно: но раз Крус устраивает все по-иному, у нее, очевидно, имеются на то причины. «Право, милый Тор, она умнее нас с тобой; так предоставим же ей распоряжаться по своему усмотрению. Для успеха твоих дел выгоднее жить в роскоши. Скажи откровенно, Тор, разве ты заработал бы столько, если бы жил по-прежнему, как нищий, на улице Сан Блас? Каждый истраченный моей сестрой дуро приносит тебе двадцать. А главное, та, которую ты зовешь тираном, умнее самого Мерлина V и лишь благодаря ее деспотизму мы расстались с гнусной нищетой и зажили привольно, а ты превратился в человека с весом. Не будь же глупеньким и безропотно подчинись Крус».

В словах Фиделы сквозило почти суеверное уважение к старшей сестре, готовность слепо повиноваться властелину семьи во всем — от мелочей до серьезных вопросов. Выслушав жену, Торквемада тяжело вздохнул и с отчаянием в душе подумал, что она ни в коем случае не поможет ему сбросить иго. При первом же намеке мужа Фидела с детским ужасом возмутилась: ослушаться Крус, возражать против ее распоряжений! Немыслимо! Скорее солнце встанет с запада! «Нет, нет, Тор, и не думай! Я могу только еще раз повторить сказанное: все, чем ты так недоволен, идет на пользу тебе и нам».

Продолжая сетовать, ростовщик мало-помалу открыл Фиделе все, что его мучило. Он долго колебался, прежде чем пуститься на откровенность в одном деликатном вопросе, боясь, что жена, выслушав, поднимет его на смех. Наконец он решился: «Видишь ли, Фидела, у каждого своя ахинеева пята, как говорит уважаемый Сарате; так вот, я не желаю, чтобы мой сын вышел в семью Агила. Конечно, Крус в лепешку разобьется, лишь бы ребенок был похож на нее, на вас обеих, — мот, спесивец, щеголь, любитель пускать пыль в глаза, словом — аристократ. Но по мне лучше, чтобы он вовек не родился, коли ему суждено стать таким. Впрочем, вы как пить дать разочаруетесь, если ждете, что новый Валентин выйдет душой и телом в вашу породу; мне сердце подсказывает, что он будет истый Торквемада, второй Валентин, точь-в-точь мой прежний сын, с его ясным умом и личиком».

— Успокойся и дай мне высказаться, — ответил Рафаэль, с трудом переводя дух; от волнения оба задыхались. — Я говорю тебе по чистой совести, что таков логический вывод. Дай мне сказать. Перед нами продукт жизни нашего общества, результат упадка нравов и моральных устоев. Когда наша сестра выходила замуж, я сказал себе: «Вот что нас ожидает…» — и случилось то, что я предполагал. Из мрака моей слепоты я вижу все, ибо думать — значит видеть, и ничто не ускользает от моих безупречных логических умозаключений, ничто, ничто. Пятно бесчестия — лишь неизбежное следствие. В нашей семье имеются все основания, чтобы оно возникло. И оно возникло, ничто не могло помешать… Да, да, я уже знаю, что ты собираешься мне возразить.

— Нет, не знаешь, не знаешь, — решительно и надменно отрезала старшая сестра. — Я хочу сказать тебе, что наша сестра чиста, как кристалл. Никогда не усомнюсь я в ее замечательной, непоколебимой честности. Да и как усомниться, если я живу бок о бок с ней? Мне известны не только все поступки, но даже самые затаенные ее мысли. Я знаю, что она чувствует и думает так же, как знаю, что чувствую и думаю сама. И нет ничего, решительно ничего, что могло бы послужить основанием для таких чудовищных подозрений.

— Согласен с тобой, что в смысле фактов — оснований нет.

— Ни в смысле фактов, ни в других смыслах.

— Но в намерениях и желаниях…

— Ни в чем, понимаешь, ни в чем не существует ни малейшей тени бесчестия. Фидела — воплощение чести; она любит и ценит своего мужа, который, несмотря на всю свою невоспитанность, прекрасно относится и к ней и ко всей семье. Чтобы я больше не слышала от тебя подобных нелепостей, Рафаэль, или я не поручусь, что останусь с тобой по-лрежнему мягкой.

— Хорошо, хорошо, не сердись. Я допускаю, что ты права в отношении нашей сестры. А можешь ли ты поручиться за намерения Морентина?

— Как я могу за него поручиться? Но он всегда казался мне очень скромным и приличным человеком.