Владимир Чистополов - Йошкар-Ола – не Ницца, зима здесь дольше длится

Люди на лоне природы раскрепощались. Тут можно было увидеть профессора математики, который в рваной майке и резиновых калошах на босу ногу возил в тачке навоз на грядки, или заместителя редактора газеты, умело тюкавшего топором, окромляя доску. Журналист мог развести кур и собирать каждое утро свежие яйца, а инженер, имеющий на работе дело только с железяками, ухаживал за кроликами. Здесь каждый жил как хотел и делал то, что ему нравилось. Я наблюдал, как профессиональный фотограф, дорвавшись до топора, коим он, как оказалось, владел виртуозно, заворотил себе такой резной терем, что окружающие ахали, дивясь изяществу форм и сказочной достоверности этого произведения деревянного зодчества. А грубоватый на вид токарь любовно холил помидорную рассаду, обихаживая ее в теплице с помощью тяпки и ведра с водой. Он поливал растения из ковшика под корень, так, чтобы вода на листья не попадала. Выражение лица у него в это время было такое, словно он возится с любимыми внуками.

И знаете, все это творилось не ради наживы. Хотя, конечно, продать на рынке лишнее ведро отборной клубники за 20-25 рублей было достаточно выгодно. Моя мама бывало и по 20 ведер за сезон собирала, а это уже были приличные деньги. Правда, трудов стоило больших. Клубника уход любит. А дети старикам в огороде плохо помогали, у них своих дел хватало. Пока не заставят, пристыдив, за лопаты и мотыги не брались.

Время от времени соседи-садоводы собирались на "курултай", где решали насущные проблемы. Активисты за интересы "общественности" могли грудью пойти на двери любых кабинетов. Например, транспортные трудности внутри садового товарищества не решишь. Ходили в обком КПСС. Там прислушивались. В итоге и расписание автобусов реально можно было изменить, и движение поездов отрегулировать. Общественность – это всегда сила, а ее представителей власть выслушать обязана. И меры принять, чтобы эту общественность успокоить. Нет, конечно, можно таких представителей общественности расстрелять, а саму общественность в тюрьму посадить. Но тогда на рынке мало овощей и фруктов будет. А какой же это рынок без овощей?

Но сами садоводы жили не для рынка. Продавали излишки и радовались тому, что у них за городом есть своя "фазенда", где каждый сам себе хозяин и не зависит ни от каких политических безумств кормчих и гребущих. Налил себе чаю с жасмином – выпил. Можно и портвейну стакан замахнуть, если здоровье дозволяет. Взял лопату в руки, копаешь и думаешь о своем, о наболевшем. И не очень наболевшем. Вдохнешь воздуха, настоянного на запахах дыма, соснового леса и гладиолусов. И светлеет душа, ибо от соприкосновения с землей чувствует человек причастность к великому действу по прозвищу жизнь. И понимает ясно, что когда-нибудь и ему придется лечь в эту землю. И спустя много лет другой сентиментальный садовод будет выращивать здесь огурцы или репу. И продавать излишки на рынке. Круговорот веществ в природе.

Моя мама до глубокой старости, пока получалось ходить, приезжала в сад. Она уже не могла работать, сидела на скамейке, опершись на трость и ласкала глазами то, что было ей так дорого. Почти все ее здешние приятельницы умерли, где-то в домиках суетились другие люди, а много окрестных садовых участков было брошено. Дома разваливаются, земля зарастает бурьяном. Ездить в "Гигант" стало дорого, проще на рынке овощей купить. Остались самые стойкие, в основном пенсионеры. Молодежь тут бывает редко. Даже если приобретают или строят дома, то почти ничего не сажают, так, отдохнуть приезжают, шашлык зажарить. Трудового энтузиазма по поднятию целинных земель давно не наблюдается. Другие люди. Другой общественный строй. Время – деньги! Деньги – все! Какие в такой момент могут быть овощи-фрукты? Разве что мак посадить? Да нет, не стоит. Самого потом посадят.

Молодость – золотое время. И очень здорово, когда молодой человек осознает, чего он хочет в этой жизни. Когда поиски себя не превращаются в долговременные поиски профессии по душе. Хотя бывает и по-другому. Пришел, скажем, человек после окончания школы в политехнический институт, чтобы познакомиться с его "внутренностями", а в фойе бородатые ребята с рюкзаками. Гитара так тихо звучит…

… И не судьба меня манила,

И не золотая жила,

А упорная моя кость

И природная моя злость…

– Откуда вы такие, ребята?

– Да с практики, плоты гоняли по северным рекам…

Все! Выбор сделан. Красиво же. Романтика. И не думает человек, что за этой романтикой пять лет учебы на лесоинженерном факультете. Термех и сопромат. А для начала начертательная геометрия с ее "виртуальными" эпюрами, которые никак не хотят ложиться на белый ватман.

В семидесятом году я именно так поступил на лесоинженерный факультет, где был даже конкурс человека три на место. И попал явно не туда. Не мое это оказалось. Провалял дурака. Взял академический отпуск, из которого добровольно ушел в армию, вопреки наставлениям родных. Добровольно еще и потому, что подрался на улице с поддатым забиякой, замахнувшемся бутылкой, после чего у него случилось сотрясение мозга. Чуть не посадили меня. Но бог миловал. Отслужил и вернулся домой в звании младшего лейтенанта. Снова восстановился в институте.

За это время в Йошкар-Оле на перекрестке бульвара Свердлова и улицы Первомайской воздвигли обалденный монумент Воинской славы, поражавший своими невиданными по тем временам размерами. На фоне четырехэтажных домов казалось, что он уходил прямо в небо. И каменные надгробия, и Вечный огонь на месте поросшего бурьяном пустыря. Как будто вчера ушли – сегодня вернулись, а город уже другой. Когда живешь тут – не обращаешь внимания на то, как незаметно и неудержимо меняется облик города. Но стоит уехать на какой-то продолжительный срок, по приезду не узнаешь знакомых улиц. Это было всегда, так устроен мир.

Если коснуться сегодняшнего дня и представить себя на месте человека, уехавшего десять лет назад, а сейчас вернувшегося. Я думаю, он будет изумлен переменами. Йошкар-Ола за последние десять лет очень сильно изменилась. От города нашей молодости уже мало что осталось, особенно в центре. Но это не огорчает. Столица Республики Марий Эл стала красивее, цивильнее.

А с "политехом" меня многое связывало. Отец тут больше десяти лет лет заведовал кафедрой. А еще раньше, в мае 1953 года, когда родители работали в пединституте, и мне предстояло появиться на свет, машина, на которой маму везли в деревянный одноэтажный роддом, возле "политеха" вдруг сломалась и мама шла до роддома пешком, рискуя произвести меня на свет на этом отрезке пространства Йошкар-Олы. Что очень беспокоило отца. Но бог миловал. Я все же не на улице родился, не под забором где-то, а в приличной больничной палате, которая по тем временам, предполагаю, непременно пахла карболкой и имела крашенные в белый цвет двери и окна.