Тодор Харманджиев - Спартак — фракиец из племени медов

Помпедий Долабелла глубоко вздохнул, как бы пытаясь освободиться от напряжения первых мгновений встречи, и ему сразу стало легче говорить:

— Перед тем, как я расскажу тебе, что произошло, ты должен узнать, что этому предшествовало. Пеонцы приняли нас как союзники. Но когда я увидел их отряды которые должны были нам помогать в борьбе с медами, я понял что они просто хотят заманить нас в ловушку. Я решил, что они предоставили в наше распоряжение так мало воинов потому что где-то спрятали остальное войско.

Сулла перебил его:

— Ты рассудил правильно.

— Прибыв на землю медов, мы остановились, чтобы построить лагерь перед тем, как стемнеет. Я хотел, чтобы воины легли пораньше и хорошо отдохнули перед боем, который, как я ожидал, начнется утром.

— И здесь я не вижу ошибки, — промолвил Сулла.

— Незадолго перед заходом солнца появились отряды медов и стали на том берегу реки в ста шагах от воды, а мы были на таком же удалении по эту сторону. В полночь с их берега нас окликнули и стали спрашивать, что мы ищем на их земле. Начались взаимные пререкания. Я понял, что они хотят нас ввести в заблуждение, и приказал вдвое усилить защиту ворот.

— И это правильно.

— Всю ночь до рассвета я держал половину когорт в полной боевой готовности, а когда рассвело, увидел, что фракийский стан пуст. Фракийцы исчезли. Это меня удивило. Я решил идти дальше полдневным переходом, чтобы не утомить окончательно тех воинов, которые не спали. Я был убежден, что фракийцы ждут нас в ущелье, и хотя у меня не было никакого намерения идти туда, я все же выдвинул вперед разведку на большое расстояние во всех четырех направлениях.

Сулла нервно шагал по комнате:

— Дальше.

— Я собирался завершить переход к обеду, но разведка сообщила, что впереди есть очень удобное место для лагеря, и я продолжил путь.

Сулла обернулся:

И окончательно уморил недоспавших воинов? И дальше? Выставив сторожевые посты со всех сторон, мы начали копать ров.

Сулла едва скрывал свое нетерпение:

— Ну?

— Перед самым сигналом, должным возвестить о первом перерыве, прискакал разведчик и сообщил, что заметил противника. И почти сразу же появилась фракийская конница, мчавшаяся прямо на нас. Я успел развернуть две трети когорт длинным фронтом к ней. Но противник не ударил нас в лоб, а обогнул наш левый фланг и нанес удар в спину. Всадников оказалось вдвое больше, чем коней. Легионеры растерялись, они не успели даже метнуть свои пилумы. И произошло то, чего никогда не было ни в одном нашем сражении.

Сулла отошел к окну, постоял там и вернулся назад:

— Ты совершил ошибку, которую я не могу тебе простить. Заметив утром, что фракийцы исчезли, ты не должен был покидать лагерь. Надо было остаться в нем еще на одну ночь, чтобы воины хорошенько выспались. И только на следующий день двинуться в путь.

Сулла продолжал ходить по комнате. И вдруг резко спросил: Фракийцы отпустили тебя, не требуя выкупа? Или поставили какие-нибудь условия?

Взгляд Суллы и интонация, с которой это было сказано, выражали одновременно и насмешку, и неприязнь. Но Долабелла предпочел сделать вид, что не заметил этого:

Они даже не намекнули на что-либо подобное.

Какие великодушные эти твои фракийцы! А мы и не подозревали этого.

Долабелла выдержал гневный взгляд Суллы, а тот продолжал:

— Римский патриций должен считать оскорблением великодушие варваров.

Долабелла, не моргнув, ответил на вызов:

— Даже римский патриций не может не уважать благородное отношение к нему противника, пусть даже и варвара.

Сулла дал волю гневу:

— Благородное поведение фракийцев унизительно для нас! Этим они выразили свое удовлетворение победой. И как же не проявить уважение к римскому полководцу, который позволил им истребить целый легион!

Долабелла спокойно выслушал Суллу.

Будем же справедливыми, всемогущий Сулла, оценивая поступки врагов. Они, наверно, были довольны, что победили нас. Но они могли выразить свое удовлетворение и другим способом — по нашему примеру. Мы, властители мира, величие которых обязывает нас быть великодушными к побежденным, не удовлетворяемся одним только сознанием победы. Мы связываем знатных пленников и в таком виде ведем через весь Рим, всячески поощряя злорадство толпы. Это позорное зрелище называется триумфом победителя. И венчает его славу. Если нам, цивилизованным людям, умеющим ценить человеческое достоинство, когда это касается нас, прилично унижать других, то фракийцы, будучи варварами, должны были поместить нас в клетки, как пойманных зверей, и возить по своим селениям. А они держались с нами, как с людьми, которые попали в беду, не злорадствуя над нашим несчастьем. Чтобы нас никто не оскорбил, они ночами вели нас по дороге, в сопровождении почетной свиты, пока не достигли земли дентелетов.

Сулла помолчал и вынес свой приговор:

— Я недоволен тобой. Ты обязан был спасти моих воинов.

Долабелла сказал:

— Только бессмертные боги могли бы это сделать.

Сулла почувствовал, что его кожа снова начинает зудеть.

— Не слишком ли дерзко ты оправдываешься в гибели легиона, Помпедий Долабелла? По-твоему выходит, что и я бы их не спас? Так получается?

Долабелла предпочел притвориться, что не заметил в его словах еле сдерживаемого гнева и тихо ответил:

— Не трудно сейчас сделать меня виновником катастрофы. Но если бы ты был на моем месте... не знаю, что могло бы быть... и смог ли бы ты что-нибудь сделать... Фракийцы, неожиданно налетевшие на нас... это были не люди, это был вихрь, ураган, ломавший ветви и вырывавший деревья с корнем...

— Ты больше не мой военачальник.

Долабелла спросил:

— Следовательно... и ты больше не мой повелитель... Могу ли я тогда удалиться в свое имение в Лациуме?

— Можешь. И никогда больше не появляйся в Риме!

Прошло около года. Римляне тщательно готовились к новому походу во Фракию. Они утвердили свое владычество над пеонцами, чтобы не последовало никаких неприятных неожиданностей с их стороны. И только тогда, заручившись поддержкой верных Риму фракийских вождей, вступили на землю медов. Первый римский лагерь был разбит вблизи Стримона, по обоим берегам одного из его крупных притоков. Римляне располагали месячным запасом овса и ржаных сухарей. Обеспеченные продовольствием и водой, воины, по-видимому, собирались надолго остаться здесь, что не сулило медам ничего хорошего. Нетрудно было предположить, что пришельцы намереваются создать здесь хорошо укрепленную базу, с которой будут посылать карательные отряды для усмирения этого неспокойного края, ибо, явившись на эту землю, они не ждали от ее жителей проявления добрых чувств.

На валу, окружавшем лагерный ров, в четырех углах были возведены наблюдательные башни, с которых днем местность далеко просматривалась. Ночью римляне выставляли секретные посты. Таким образом, неприятель не мог приблизиться к ним незамеченным.