Алан Савадж - Повелительница львов

Я взяла командование а свои руки. Перед нами лежала речушка Нен. На первый взгляд не слишком трудное препятствие, но я очень хорошо помнила, к каким пагубным последствиям привела переправа моих войск через реку в Блор-Хите, на виду у врага, и не хотела повторения этого злосчастного эпизода, тем более что насей раз мы, а не наши враги, имели на вооружении смертоносные бомбарды, ибо Букингем приложил все усилия, чтобы вооружить королевскую армию лучше любой другой.

Я приказала перейти через речку. К вечеру 17 июля армия переправилась на противоположный берег; мы разбили шатры и стали ожидать рассвета. Но я нервничала, что вполне естественно перед битвой, и так как Генрих был, очевидно, намерен провести весь вечер на коленях, молясь о победе, решила пойти к своим верным львам и поговорить с ними.

Солдаты как раз собирались приняться за ужин, когда я прибыла к ним пешком, сопровождаемая только моей, дорогой Беллой, сэром Джоном Фортескью и принцем. Они разразились радостными криками и собрались вокруг меня, один лучник даже предложил мне куриную ножку, которую я изволила, пожевать, запив кружкой эля. Подкрепившись, я улыбнулась им.

— Завтра у нас будет много дел.

Они ответили мне ещё более громкими криками, и, подбодрённая, я произнесла целую речь. Я заверила их, что в моих жилах течёт кровь доблестных королей — не их, разумеется, королей, но я не вдавалась в подробности, — и что я готова разделить с ними и все опасности, и победу. Я напомнила им, что они будут сражаться не только за сына Великого Гарри, но и за сына его сына, — при этих словах Фортескью посадил принца себе на плечи, чтобы все могли видеть своего будущего короля. От их боевых криков, казалось, содрогнулось небо, заколотились сердца йоркистов, блуждающих где-то в ночи.

Могу теперь признаться, что поступила тогда опрометчиво. Но в то время мне показалось необходимым и весьма заманчивым поднять боевой дух солдат. Произнести речь меня подвигнул опыт великих полководцев прошлого, о которых я знала из книг, и прежде, всего достойного восхищения Юлия Цезаря. Не стану скрывать, меня как женщину привлекали не только и не столько воинские доблести великого римлянина, сколько некоторые другие его качества, о которых мы знаем даже по прошествии многих веков. (Впрочем, будь я мужчиной, меня всё равно бы восхищала широта его взглядов на отношения между полами).

Так вот, перед тем как начать сражение, Цезарь всегда обращался с речью к своим легионерам. Так же поступала и Будикка, хотя в конце концов она и оказалась менее удачливой. И оба они, восславляя любовь к отечеству, верность и отвагу, как это сделала я, не забывали посулить в случае победы большое богатство.

Чтобы вселить в моих верных львов неукротимое желание одержать верх в предстоящей битве, я сочла нужным прибегнуть к подобным же посулам. Но зная, что мы располагаем лишь весьма скудными средствами, я не могла обещать им щедрое вознаграждение. К тому же я прикинула, что их вряд ли обогатит разграбление лагеря Уорика; быстро совершая длинный переход, он вряд ли имел при себе что-либо действительно ценное, и его сундук, с сокровищами наверняка остался у отца в Лондоне.

Лондон! Когда я вспоминаю о том, сколько неприятностей и бед причинили мне эти подмастерья, как открыто они выступали в поддержку йоркистов, как забрасывали меня грязью и обвиняли в супружеской измене!..

— Победите в завтрашнем сражении, — сказала я жадно слушавшим меня солдатам, — и перед вами откроется дорога на Лондон. Более того, я обещаю вам, что мы снесём стены этого оплота предателей, а затем я отдам его в полную вашу власть. Лондон, мои друзья, мои верноподданные, мои львы! Вот трофей, который сделает вас такими же богатыми, как Крез.

Как радостно откликнулись они на мой призыв! А я тем временем думала, что Будикка сулила своим воинам не меньшие богатства и выполняла обещания! Но эти слова впоследствии мучительно преследовали меня.

Пока же я была вполне довольна собой. Я знала, что если только Небеса не ополчатся против нас, а принимая во внимание, что Генрих всю ночь молился рядом со мной, в своём шатре, это казалось почти невероятным, мы должны одержать победу. Но как я уже упоминала, трудно сказать, на чьей стороне окажутся Небеса. У меня, можно сказать, был спрятан туз в рукаве; сознавая свои грехи, я знала, что и Уорик не менее грешен, чем я, стало быть, мы уравновешивали друг друга, а значит, и победа и слава по праву должны достаться Генриху.

Но кто может сказать, что происходит за облаками? Откуда нам знать, какой негодяй успел уже протолкаться сквозь толпу святых к самому Господу и стоит по правую от Него руку, что-то нашёптывая Ему на ухо? Нам говорят, что с физической смертью человек не умирает. Возможно, там находится Ричард II, который настаивает, чтобы Господь покончил с узурпаторским правлением Ланкастерского Дома. Возможно также, Папа Евгений напоминает Всемогущему, что Генрих однажды посмел противиться Его воле. Конечно, и у нас найдутся там не менее способные и ревностные защитники: не сомневаюсь, что кардинал Бофор со всей решительностью высказался бы за нас. Но дядя Генри обычно вставал поздно, а 18 июля 1460 года мы встали рано. Может быть, слишком рано для него.

Однако, проснувшись в тот день перед самым рассветом, я не испытывала ни малейшего опасения. Генрих наконец-то уснул, и пока Белла надевала на меня мои латы, я не будила его. Панцирь и лёгкий шлем, какие носят рядовые солдаты, представляющий собой нечто вроде перевёрнутой суповой миски, но с козырьком, чтобы прикрывать глаза от солнца, — таково было моё боевое облачение. Разумеется, я отнюдь не намеревалась принять личное участие в схватке — слишком уж для этого мала — и, конечно, не хотела надевать бриджи или поножи, дабы враги не приняли меня за вторую Жанну д’Арк и не сочли ведьмой, хотя непонятно, почему я так беспокоилась, ведь меня и так уже обзывали всеми мыслимыми бранными словами.

Облачившись в панцирь и шлем, я расположила войска в соответствии со своим планом. Бомбарды я собрала все вместе, приказав установить по обе стороны дороги, по которой должен был подойти Уорик; я предполагала, что именно здесь окажется центр битвы. Военачальники не сочли такое размещение артиллерии разумным, потому что оно никогда прежде не применялось, а все военные — люди консервативные, но я не хотела слышать никаких возражений.

— Уорик почти наверняка будет в самой середине, — объяснила я Букингему. — Мы должны засыпать его и его войска ядрами, а затем двинуться вперёд, и не так уж важно, что будет происходить на флангах.

Он неопределённо покачал головой, Но я по-прежнему не отмела какие-либо возражения. После того как бомбарды заняли боевые позиции, я, принц и Белла — её муж командовал одним из наших подразделений — прошли вдоль всего фронта ланкастерцев, обмениваясь словами со всеми, с кем только могли, и наслаждаясь криками «ура». И тут вдалеке появился лес знамён, и мы поняли, что это йоркисты. Букингем мгновенно превратился в сгусток мужской энергии.