Алан Савадж - Повелительница львов

— Где его светлость? — спросила я, опасаясь; как бы Уорик не увёл его с собой.

— Ожидает вашу светлость, — ответил мне рослый детина. Охваченный страхом, Уорик позабыл даже, что без короля он всего-навсего мятежник, стоящий вне закона.

Когда я ехала между рядами приветствующих меня солдат, направляясь к улице Святого Петра, моё сердце переполняла гордость. Тогда-то они и стали впервые называть меня «капралом Маргарет». А почему бы и нет? Именно моя стратегия, столь восхваляемая военными историками, хотя они и не всегда приписывают мне честь её выработки, привела нас к победе.

В самом центре города меня ожидали несколько моих лордов; хотя их мечи и доспехи были обагрены кровью, лица светились ликующими улыбками победителей. Среди них был и мой муж, которого я не видела семь месяцев.

Должна признать, что выглядел он совсем неплохо, даже набрал вес от отсутствия каких-либо физических упражнений и уж во всяком случае не голодал. Должна также признать, что он не изъявил никакой особой радости при виде жены, которая так бесстрашно пришла ему на помощь. Не обрадовался он и сыну.

— Мег, — заметил он, — ваши волосы растрёпаны ветром.

— Мы одержали великую победу, сир, — сказала я, не уверенная, что он знает об этом.

— Я доволен, — ответил он, — доволен.

— Многие из ваших преданных сторонников совершили великие подвиги, сир.

— Это хорошие новости.

— Не посвятите ли вы их в рыцари?

— Охотно.

— Начиная с принца Уэльского?

Генрих посмотрел на Эдуарда достаточно благожелательно, но без какой бы то ни было любви или хотя бы нежности. Очевидно, что, пока он находился в плену, йоркисты отравляли его ум низкими инсинуациями, и в конце концов он поверил им. Но он был готов даровать моему сыну рыцарство прямо здесь, на поле сражения, что меня особенно радовало. Пока совершались необходимые приготовления, я отвела Клиффорда и Сомерсета в сторону.

— Соберите всех достойных командиров, — сказала я им. — Грядёт великое торжество. Особенно я хочу, чтобы в рыцари посвятили Грея Гроуби.

Они кивнули и послали своих сквайров, чтобы те выбрали наиболее достойных людей; Белла, которая въехала в город вместе со мной и принцем Эдуардом, радостно захлопала в ладоши. Тем временем Клиффорд обратил моё внимание на двух смутно знакомых людей, стоявших рядом с королём под стражей.

— В чём их преступление? — спросила я.

— Просто они йоркисты, которые не захотели убежать со всеми остальными, — ответил Клиффорд. — Это лорд Бонвилл и сэр Томас Кайрил.

Они опустились передо мной на колени.

— Граф Уорик поручил нам охранять его светлость во время сражения, ваша светлость, — объяснил Бонвилл. — Когда пришёл приказ покинуть город, мы хотели увести его светлость с собой, но он попросил нас остаться с ним и продолжать охранять его особу. Мы выполнили его просьбу, ваша светлость, и теперь — ваши пленники. Но мы исполняли свой долг перед королём.

К нам присоединился Генрих.

— Это хорошие люди, Мег, — объявил он. — Я обещал отпустить их на свободу.

С этими словами он направился в ближайшую церковь, без сомнения для того, чтобы вознести хвалу Всевышнему за своё спасение.

У меня не было никаких причин ненавидеть этих людей, разве что за их принадлежность к йоркистам. Я с трудом припоминаю чувства, которые тогда испытывала, ибо слишком много событий произошло и ещё должно было произойти, но я знаю, что у меня появилось даже смутное желание вознаградить эту пару, ведь они до конца защищали короля. С этой мыслью я повернулась к сыну и, всё ещё пребывая в прекрасном настроении, спросила:

— Что нам делать с этими двоими? Решай.

— Вели отрубить им головы, — без малейшего колебания ответил принц Эдуард. Я онемела, впервые осознав, как глубоко ранили наши злоключения эту юную душу. Пока я раздумывала, как мне поступить, — я только что сама объявила собравшимся лордам, что судьбу пленников решит принц, — Белла вдруг испустила отчаянный крик и без чувств упала на землю.

Я сразу же поняла, в чём дело. Выполняя моё приказание, лорды велели привести всех командиров, ещё не рыцарей, но достойных посвящения в этот сан. И среди этих доблестных солдат был Джон Грей Гроуби... но его несли на носилках, и из-под проломленного панциря струилась кровь.

Забыв о пленниках, я поспешила к нему. Кто-то находчиво выплеснул ведро воды на Беллу. Очнувшись, она сразу же присоединилась ко мне; с её сбившихся волос капала вода, хуппеланд насквозь промок, грудь тяжело вздымалась.

К этой-то груди она и прижала своего мужа, быстро став такой же окровавленной, как и он.

Я сразу поняла, что он долго не проживёт: ему нанесли несколько ударов булавой; а когда он упал на землю, по нему проскакали кони. Но я решила, что вдова Грея должна стать леди Грей, и велела отнести умирающего к королю, чтобы тот мог дважды прикоснуться к нему мечом, тем самым причислив к избранникам, возвышающимся над чернью. Это Генрих проделал с удовольствием, он всегда был на высоте, когда ему приходилось отзываться на чужую беду. Заливаясь слезами, я прижала Беллу к груди, а затем отослала сэра Джона и леди Грей, чтобы они могли провести последние часы вместе.

Меня охватило смятение. Оставив короля, я пошла посмотреть, что делает принц Эдуард. Я нашла его там же, где покинула, на главной городской площади; он наблюдал за тем, как сооружают плаху.

— Неужели эти плотники не могут заняться какой-нибудь более полезной работой? — спросила я у Клиффорда, который руководил приготовлениями.

— Они выполняют повеление принца Уэльского, ваша светлость, — ответил Клиффорд. — Бонвилл и Кайрил будут обезглавлены.

— В самом деле, сэр Джон? — резко спросила я. — Единственная их вина — в том, что они йоркисты. Но ведь они преданно охраняли короля. И он пообещал даровать им свободу.

Коснувшись моей руки, Клиффорд отвёл меня в сторону.

— Возможно, его светлость так и поступил. Но без свидетелей. А принц Уэльский перед всей нашей армией осудил их на смерть. Вполне может случиться так, что через несколько лет наши люди будут получать повеления от принца. Вы думаете, его авторитет не пострадает, если первый же его публичный приказ будет с пренебрежением отменен?

Я закусила губу. Мне, разумеется, было известно, что в душе у Клиффорда та же сталь, что и у Эдуарда. Обуреваемый жаждой мщения, он готов расправиться с любым йоркистом, который попадёт ему в руки, к тому же его ненависть усугубляется чувством вины, порождённым убийством молодого Рутленда. Однако его слова звучали ужасающе убедительно. Больше всего на свете я хотела, чтобы мой сын оказался как бы воплощением Великого. Гарри или, ещё того лучше, своего могущественного соименника Эдуарда III. Чтобы достичь подобных высот, ему придётся совершать поступки, которые могут показаться жестокими или даже отвратительными. Я никак не могла прийти к определённому решению. Прежде чем я успела это сделать, ко мне на взмыленной лошади, весь в грязи подскакал гонец; устало спешившись, он упал передо мной на колени.