Алан Савадж - Османец

Обнажённому пленнику связали руки и, привязав его к верёвке, повели вокруг лагеря. Из шатров высыпали мужчины, чтобы посмеяться над ним, и Энтони не сомневался, что женщины тоже наблюдали эту картину и смеялись, хотя и не показывались на улице. Смотрела ли Мара на приговорённого, предвкушая приближающийся ужас?

Наконец яма, около четырёх футов глубиной, была выкопана. В ней закрепили острое деревянное копьё около восьми футов длиной и вбили его в землю ровно наполовину. Копьё было остро заточенным и не толще четырёх дюймов в поперечнике, металлический наконечник был снят.

Энтони нервно сглотнул, но у него в горле было сухо. Он не осмеливался взглянуть на отца.

К этому времени приговорённого к смерти привели обратно. Обессилев, он перестал вопить и молить о пощаде. При виде шеста его лицо исказила гримаса ужаса.

Янычары были готовы выполнять приказ эмира — Мехмед кивнул.

Обнажённого человека вытолкнули вперёд, он снова начал визжать. Теперь его руки были связаны за спиной. Четыре янычара подняли его над землёй. Он бешено брыкался, но не мог противостоять напору их силы. Янычары медленно ввели заострённый конец шеста прямо в анус несчастного. Ещё несколько секунд его подержали наверху и только потом посадили на шест.

Внезапно ноги несчастного упали по обеим сторонам шеста, и нечеловеческий вопль сорвался с его губ. Он корчился от боли, кровь струилась по дереву... Он отчаянно тужился, пытаясь вытолкнуть себя с шеста, но тот уже вонзился слишком глубоко. Энтони старался отвести глаза, но заметил, что эмир стоит рядом.

— Чем больше он корчится, тем быстрее шест проникает внутрь, — заметил Мехмед, повернувшись к Энтони и пытаясь понять его реакцию.

Волей-неволей Энтони пришлось наблюдать за муками несчастного, пытаясь при этом сохранять невозмутимое выражение лица. Ступни жертвы теперь доставали земли — так глубоко и быстро в него вошёл шест, но теперь у смертника не было сил подняться. Вскоре Энтони увидел, как шест, разорвав грудь несчастного, вышел наружу.

Внезапно Мехмед отдал другой приказ. Янычары выкопали шест и подняли его над собой, начав обход лагеря с этим ужасным трофеем.

— Однажды увидев казнь на колу, человек всегда будет помнить о ней, — сказал, улыбаясь, Мехмед. — Теперь идём, у нас много работы.

Мехмед уничтожил всех возможных претендентов на трон, и теперь настало время оплакивать умершего эмира. На время османцы забыли о Босфоре и грандиозных амбициях своего нового правителя.

Похоронный кортеж направился в город Брусу, древнее место погребения османских эмиров; там Мурада должны были предать земле. Оказывается, набальзамированное тело мёртвого эмира всё ещё находилось в лагере...

Энтони был слегка шокирован, узнав, что Мара Бранкович принимала его у себя, когда её покойный муж лежал в соседнем помещении. Уже тогда она думала о будущем.

Войско и вереницы повозок с женщинами из гарема дошли по берегу Мраморного моря до Никодемии, а дальше вдоль течения реки Сакарьи направились к подножию горы Улудаг, что в переводе с турецкого значит «великая». У её северного подножия лежал священный город Бруса.

Их путь проходил по пустынной и запретной земле на высоте три тысячи футов над уровнем моря; плоскогорье прерывалось цепью гор со снежными вершинами. Похоронный кортеж преодолевал ущелья и долины рек, останавливаясь каждый раз при подземных толчках, во время которых каменные глыбы обваливались на их головы.

Вероятно, это явление было обычным в этой непонятной земле, но каждый раз при новом толчке Хоквуды пугались и пытались найти хоть какое-нибудь убежище.

Растительность соответствовала местности: в долинах рос кустарник, склоны гор были покрыты благородными соснами. По ночам волки и гиены, лисы и дикие кошки рыскали вокруг лагеря, и темнота казалась страшной от их воя. Пару раз Хоквуды заметили огромных медведей, бродящих среди деревьев, и однажды слышали рёв льва, но самого зверя не видели.

Мехмед находился в центре огромного скопления людей, верный традиции кочующего племени сельджуков, которое когда-то передвигалось в поисках новых земель и наживы по Центральной Азии.

Ядром этой кочующей нации была армия, состоявшая из четырёх частей. Впереди двигались башибузуки, которых можно назвать просто разбойниками. Они были вооружены каждый на свой манер: и кривыми саблями, и копьями, луками и стрелами — кто-то из них был облачен в шёлковые одежды, а кто-то — в обычное тряпьё. Энтони узнал, что башибузукам не платят жалованья и что они участвуют в военных походах, надеясь разжиться грабежом. Мирное время разжигало в этих людях нетерпение... даже больше чем у янычар. В этот раз башибузуки собрались, услышав о смерти Великого Мурада; по окончании похорон они разъедутся по домам и вновь объединятся под знаменем эмира, когда в следующий раз он пойдёт войной. Хотя их было очень много, Энтони показалось, что, с военной точки зрения, они ненадёжны из-за неорганизованности.

За башибузуками шли анатолийцы — настоящие турки. Из них формировалась пехота, которую тоже можно было считать беспорядочным войском из-за отсутствия строгой дисциплины. У анатолийцев была единая форма: толстые зелёные войлочные кафтаны; каждый из них был вооружён копьём и мечом; для обороны использовались круглые щиты. Анатолийцы казались более грозной силой, чем толпа всякого сброда, называемая башибузуками.

Анатолийцев на марше сменяли сипахи, или элитная кавалерия. Их стальные шлемы были украшены султанами из конского волоса. Сипахи считались лучшими наездниками, их образ жизни соответствовал житейской мудрости в недавнем прошлом кочевого народа: «Сошедший с коня и расположившийся на ковре турок становится пустым местом».

Сипахи не просто эскортировали эмира и его двор. Иногда они внедрялись в толпу башибузуков или вырывались вперёд, чтобы добыть нужные данные, а главное убедиться, что пища и всё необходимое армии будут обеспечены.

За сипахами, окружая гарем и эмира, двигались грозные янычары, основа всех побед османцев. Десять тысяч молодых мужчин, одетых в яркую красно-синюю форму, шли, подчиняясь строгой дисциплине. Нарушившего приказ подвергали наказанию: били палками по ступням. Но самым страшным позором для янычар было увольнение, из войска и высылка домой. У каждого янычара были копьё, сабля, лук и стрелы. Джон Хоквуд не мог не признать превосходных физических качеств этих людей: их тела были словно литые. Эмир Мехмед объяснил Хоквудам, что если эту в высшей степени обособленную общину, сколоченную вокруг своего драгоценного котелка, использовать должным образом, то ей по плечу преодолеть любую силу.

Самым удивительным было то, что огромное скопление мужчин, женщин и животных, находившихся в движении, оставляло за собой абсолютно чистыми места биваков. После пребывания любой европейской армии в одном месте в течение недели всё пространство, занимаемое ей, превратилось бы в огромную зловонную помойную яму, грозящую неминуемой вспышкой заразных болезней. В турецком лагере каждый выкапывал для себя отхожее место, которое по окончании стоянки засыпалось землёй.