Валерио Манфреди - Фараон

Всё было совсем иначе, нежели во времена Шестидневной войны. Несостоявшееся уничтожение на земле воздушных сил противника создало ситуацию равновесия, которая проявляла опасные колебания в течение часов и дней, создавая нечто вроде застоя, с яростными дуэльными перестрелками артиллерии и плотным огнём самоходных реактивных установок.

Периодическое проникновение десантников вглубь территории наводило уныние на гражданское население и нарушало систему коммуникаций. Воздушные атаки на всех фронтах изматывали силы авиации и требовали всё более жёстких усилий от лётчиков вследствие их небольшого числа и отсутствия замены для лётного состава.

— Нам стало тяжело, — признался Иегудай, — в особенности после того, как в конфликт вступил Египет. И положение может ухудшиться. Мы обязательно должны нанести сокрушительный удар по нашим врагам, в противном случае мы рискуем тем, что к ним присоединятся другие. Если у этих затеплится хоть малейшая надежда на победу, то на колесницу победителей попытаются вспрыгнуть и остальные.

— В самом деле, — согласился Авнер. — Иран в настоящее время ограничивается только внешней поддержкой, удовлетворённый своими завоеваниями в Аравии, где он нацелен на охрану святых мест ислама, но более экстремистские силы могут взять верх с минуты на минуту и потребовать непосредственного вмешательства, если будет продолжать действовать угроза, которая связала руки и американцам, и европейцам. Не будем забывать, что иранцы также поклялись взять Иерусалим. А ко мне ещё поступили сигналы о брожении в бывших советских исламских республиках.

Он замолчал, словно погрузившись на мгновение в какие-то тревожные размышления, а затем спросил:

— Какова вероятность того, что нам придётся прибегнуть к атомному оружию?

— Эту карту мы выложим на стол последней. — Взгляд Иегудая остановился на Беэр-Шеве. — Но это может стать неизбежным. Ситуация такова: мы будем стараться контратаковать противника повсюду, где он продвинулся вглубь нашей территории в направлении столицы, и к завтрашнему дню будем знать, стало ли успешным контрнаступление.

Если нам не удастся существенно отогнать врага, это означает, что в течение двадцати четырёх часов, начиная с завтрашнего вечера, ситуация может ухудшиться, резко изменившись в его пользу и приблизившись для нас к необратимой точке. Вот в этот момент нам не останется иного выбора.

Авнер опустил голову:

— К сожалению, из Вашингтона не поступило никаких новостей: ситуация в Америке остаётся всё такой же. Им не удаётся обнаружить местонахождение диверсантов, они не знают, где установлены бомбы, и в настоящий момент нет оснований считать, что в ближайшие сутки ожидаются какие-то перемены. Мы можем рассчитывать только на свои силы, если исключить призыв папы римского к прекращению огня. Но боюсь, он не даст особого результата.

В этот момент открылась автоматическая дверь бункера, и появился Феррарио, явно возбуждённый:

— Господа, — сообщил он, — спутниковые приборы прослушивания обнаружили станцию связи на нашей территории. По мнению американских экспертов, речь может идти о главном координационном узле всей операции «Навуходоносор». Если наш главный компьютер подключится к спутнику, то это место будет указано на нашем виртуальном театре. Смотрите.

Он приблизился к офицеру, который сидел за пультом управления, и передал ему ряд указаний для настройки на военный спутник, находящийся на околоземной орбите. Менее чем через минуту небольшой синий сигнал начал мигать на объёмном макете.

— Но это между нами и Вифлеемом! — озадаченно воскликнул Иегудай. — Почти у нас под носом.

— Между нами и Вифлеемом... — с расстановкой повторил Авнер, как будто перебирая свои мысли. — Только самонадеянный спесивый ублюдок мог разместить координационный узел связи между нами и Вифлеемом... Абу Ахмид!

— Это невозможно, — усомнился Иегудай.

— Наоборот, я думаю, что это так, — возразил Авнер. Затем он обратился к Феррарио: — Где Аллон?

Феррарио посмотрел на часы:

— Должен ещё быть в туннеле.

— Немедленно отвези меня к нему.

— Кто такой Аллон? — поинтересовался Иегудай.

— Археолог, — бросил Авнер, направляясь за своим офицером. — Тот, который знает всё о Навуходоносоре.

Дверь с лёгким скрипом открылась, и в комнату прокралась тёмная фигура, оказавшаяся довольно высоким мужчиной с сумкой в руке.

— Селим? Это я, — проговорил он. — Наконец-то добрался.

— Зачем спрашивать ассистента, когда на месте находится профессор, доктор Олсен? — раздался голос из сумрака.

— Кто это? Кто здесь? — воскликнул человек, отпрянув назад.

— Ты не узнаешь своего старого друга? — вновь прозвучал голос из темноты.

— Бог ты мой... Уильям Блейк. Это ты, Уилл? О Господи, ну и сюрприз, но... что ты делаешь здесь, в темноте... Давай, брось свои шуточки, покажись. — Внезапно зажглась лампочка, и Боб Олсен оказался прямо перед Уильямом Блейком. Тот сидел в кресле с дырявой обивкой, положив руки на подлокотники, а рядом на столике лежал пистолет.

— Я здесь, Боб. Как это ты попал в Египет в такие смутные времена? Да ещё в это место, совсем неподходящее для археологических изысканий?

— Уилл, я работал в Луксоре и приехал сюда, потому что Селим обещал помочь мне добраться до нашего посольства. Ты знаешь, я проделал огромную работу, как и обещал тебе, искал свидетельства, поддержку: пытался выяснить кое-что с египетскими властями, которые оказали мне своё содействие... Я взялся заново возбудить твоё дело на факультете и добьюсь этого, поверь мне. Если мы только выберемся из этого ада, клянусь тебе, что тебя восстановят в твоей должности... ты обретёшь признание, которого заслуживаешь...

— Ты, Боб, тоже заслуживаешь признания за то, что приложил столько усилий на благо своего несчастного друга.

Олсен пытался не задерживать свой взгляд на пистолете, всем своим видом стараясь показать, что опасный предмет его не волнует, просто это — единственная вещица, которая привлекает внимание слабым поблёскиванием в сумрачной комнате. Он отвёл растерянный взгляд в сторону, и напряжённость сложившейся ситуации начала подтачивать его напускное спокойствие. Когда Олсен заговорил, в его голосе сквозил испуг:

— Что ты хочешь этим сказать? Что означает этот иронический тон? Послушай, Уилл, что бы тебе там ни нашёптывали, я не...

— Хочу сказать, что ты предал моё доверие и мою дружбу настолько, насколько это было возможно; к тому же ты ещё и состоишь любовником моей жены. С какого времени, Боб?

— Уилл, ты не должен придавать значение злостным сплетням, которые имеют единственной целью...