Тарас Рыбас - Красный снег

— Кого?

— Шахтера, который явился нас заарестовывать.

— Зачем осиливать?

— Зачем, зачем! Сучке под хвост твое зачем!

Под самым окном раздался винтовочный выстрел. И только это заставило Попова замолчать. Метнувшись в угол, он зашептал молитву:

— Свете тихий, святыя славы…

А перед вошедшим Паргиным стал по стойке «смирно» и отрапортировал:

— Кучер его превосходительства офицера хохляцкой армии! При нем еще имеется женщина, побитая есаулом Черенковым.

Косицкий ухмыльнулся — иного он не ожидал от Попова.

Аверкий бросился к Катерине.

Притихшую, ее вынесли и уложили на сани.

Бой не утихал. Казаки если не атаковали, то вели беспрерывный огонь по Косому шурфу.

Пал, прошитый сразу двумя пулями, Милован. Разорван снарядом Пшеничный. Тяжело ранен в ногу Кузьма Ребро.

Отряды на горе Косого шуфра держались.

Дождавшись известия о походе к Громкам бронепоезда из Дебальцева, Вишняков повел отряд шахтеров к Сапетину, чтобы не дать казакам уйти из-под огня поездных орудий. Шахтеры упрямо продвигались по глубокому снегу степных балок, прячась от возможных заслонов, бежали, ругаясь вполголоса, чтоб не выдать себя. Шли и те, кто уже побывал в бою. Они отличались повязками из жестких от засохшей сукровицы тряпок, бледными лицами, корками невытертой крови на щеках. С отрядом шла Стеша — Вишняков определил ей уход за ранеными. Шла и молча следила за тем, чтобы никто из перевязанных не упал. Лицо ее посуровело. Глаза запали, губы плотно сжались.

Прощаясь с Яношем у Косого шурфа, она сказала:

— Берегись уж…

— Что есть берегись?

Стеша сделала движение в сторону, стараясь показать, что это значит.

— Понимаешь? Ничего не понимаешь… — Она растерянно взглянула на него.

— Серелем, Стеш-ша! — прошептал Янош и улыбнулся.

Стеша закивала головой и заплакала. Разве время говорить про любовь?

Снежные волны мертвенно застыли в степи, словно подчинившись идущим людям. Целина кряхтела, приглушенно кашляла, сопела десятками натужно дышащих глоток. Конский щавель торчал жесткими коричневыми метелками. А одинокие терновые кусты замерли, как огромные шары перекати-поля в ожидании сильной бури.

Отряд шахтеров занял позицию в овраге, похожем на глубокий окоп, верстах в двух от Сапетина, вблизи Ново Петровской дороги. Из Сапетина заметили шахтеров и обстреляли их. Теперь надо было ждать атаки.

Шахтеры радовались укрытию и хвалили Вишнякова:

— Хитер! Половчее любого командующего, — сидим как у Христа за пазухой.

— Пока дошел, думал — дыхало лопнет!

— Оно и верно… Да пойдет ли он, гад, сюда?

— Куда же ему деваться? Тут все как у попа на службе: читай за упокой, а за здравие — фамилии неподходящи! Вишняков все подсчитал до копеечки!

Когда низкое зимнее солнце покатило к закату, казаки Черенкова появились на Ново-Петровской дороге, спешились и с ходу пошли в атаку. Белое поле перед оврагом покрылось черными точками перебегающих цепями черенковцев. Залегшие вели беспрерывный огонь, прикрывая перебежки. Шахтеры, по приказу Вишнякова, вели прицельный огонь, экономя патроны. Черные цепи продвигались вперед, как тени надвигающейся ночи, как черные хлопья копоти, подгоняемой попутным ветром. До оврага осталось саженей пятьдесят, когда ударили короткими очередями два шахтерских пулемета. Они прижали к земле только отдельных. Остальные упорно продвигались вперед.

Вишняков знал эту обычную казачью хитрость — пластуны атакуют, а где-то готовится к атаке конный отряд. Конников удобнее всего было атаковать с правой стороны, где скрыты подходы. Приказав продолжать огонь по атакующим и не давать им подниматься, он перебрался по оврагу правее, откуда открывался вид на ровное поле.

Казаки вышли на конную атаку в точности так, как Вишняков и предполагал. Две группы конников выскочили из балок и поскакали во фланг залегших шахтеров. Над головами всадников молниями сверкали поднятые в вытянутых руках клинки. У Вишнякова во рту пересохло от напряженного ожидания. В горле появилось знакомое щекотание, как всегда бывало перед атакой. Вся его фронтовая жизнь возвращалась такой же неизменной, какой ее узнал Вишняков в сентябре четырнадцатого года, когда пошел в первую атаку. Этот новый бой был еще далеко, а в ушах уже стоял шум от топота, храпа и ржания коней, злой брани всадников и душераздирающих криков раненых. Он ненавидел этот шум. И еще больше ненавидел людей, несущихся в вихревой атаке, чтобы пролить кровь товарищей-шахтёров.

Вот первые из атакующих выскочили на равнину.

— Теперь бы не промахнуться… — прошептал Вишняков, приставив бинокль к глазам.

Бинокль выхватил казака на хорошем гнедом коне. Округлое лицо его перекошено. Высоко над головой он размахивает клинком и зло смотрит вперед. «Сейчас его срежут первого…» — жестко подумал Вишняков и опять вспомнил себя в прусском походе. Скакал точно так, вырвался вперед с холодным ожиданием залпа пехоты. Считал в уме: раз, два, три… Мешал топот копыт, обгоняющий счет. Захотелось даже придержать коня, чтоб он не мешал счету…

— Огонь! — крикнул Вишняков.

Скачущие во весь опор начали спотыкаться, падать. Казаки дергали за уздечки поднимающихся на дыбы коней. «Вот оно, и тут так же…» Он увидел, как половина атакующих подставила под выстрелы бока.

— Огонь! Огонь!.. — кричал он осипшим голосом.

Казакам уже никуда не уйти — ни вперед, ни назад, ни в сторону. Вишняков не слышал, как бьют пулеметы. Он видел, как они бьют: на белую плахту снега валились скошенные пулевым градом люди. Одинокие кони ошалело заметались по степи без всадников.

Все кончилось еще до наступления темноты.

Черенков прискакал в Ново-Петровку, когда было темно. За ним тянулись десятка три казаков. Испуганно поглядывая на гору, где рвались снаряды с бронепоезда, они ждали приказа есаула, куда двигаться дальше. Наступать хватит. В наступлении есаул положил сотни три людей. Кони заморены, голодны. Выступать надо из Ново-Петровки не мешкая, иначе, чего доброго, шахтеры появятся и здесь. Черенков сидел за столом, растирая по лицу кровь от пулевой раны на щеке. Надежда, стоя у печи, молча глядела на него. Хозяев нет, хозяева давно куда-то скрылись. Надежда тоже уехала бы, да страшно одной вырываться на дорогу, где слышна стрельба и идет бой.

— Что ж делать будем? — спросила она.

Черенков поднял на нее помутневшие глаза.

— Спрашиваю, что делать собираешься? — повторила Надежда.

— Посижу, позорюю с тобой, — заговорил он глухо. — Повоевал денек, утомился… А что тебе? — вскричал он вдруг высоким голосом.

— Мне домой надо.

— Успеется с домом! — Он вскочил на ноги. — Не может быть, чтоб вонючий шахтер казака побил! Вся Россия казака знает! Посеку на капусту!..