Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских (Часть третья)

Но какъ-же кончилъ другъ мой? Еще повторяю: пути Провидѣнія неисповѣдимы; всякій злодѣй, рано или поздно, получаетъ достойное возмездіе. Проницательный и велемудрый Начальникъ нашъ былъ смѣненъ; ничтожность и неспособность друга моего скоро обнаружились: онъ имѣлъ также своихъ другей; новому Начальнику открыли, какими благородными средствами онъ возвысился и пріобрѣлъ благосклонность предмѣстника его, и -- другу моему велѣно было идти въ отставку. Въ семейственной жизни былъ онъ также несчастливъ. Отбивъ у меня прелестную и богатую невѣсту, думалъ онъ, что благосостояніе его на вѣкъ обеспечено, но и въ этомъ ошибся. Невѣста должна была выйдти за него по принужденію отца своего; она сохранила привязанность ко мнѣ, и его ненавидѣла. Нѣсколько лѣтъ провелъ онъ съ нею очень несчастливо; наконецъ, преждевременно окончила она жизнь, оставивъ на совѣсти его вѣчное мученіе, что онъ былъ причиною ея смерти. Денегъ нажилъ онъ много въ продолженіе похвальной службы своей; седьмая часть, доставшаяся ему послѣ жены, также была довольно значительна; но ничто не могло веселить его. Совѣсть -- неумолимый судья: можно усыпишь ее на нѣкоторое время, но ея пробужденіе бываетъ ужасно! Другъ мой изнывалъ, здоровье его разстроивалось, и онъ видимо приближался къ смерти. Въ этомъ положеніи мы встрѣтились съ нимъ нечаянно. Признаюсь: первое мое движеніе, при взглядѣ на виновника всѣхъ моихъ бѣдствій, было то, чтобы какъ можно поскорѣе отвернуться отъ него, и уѣхать изъ того дома, гдѣ я съ нимъ встрѣтился. И онъ, увидѣвъ меня, поблѣднѣлъ, и, какъ самъ признавался потомъ, почувствовалъ неизъяснимое мученіе. Послѣ того написалъ онъ ко мнѣ письмо, наполненное чувствами раскаянія, во всемъ сознался, и убѣдительнѣйше просилъ моего прощенія. Вмѣсто отвѣта, я самъ поѣхалъ къ нему. Увидѣвъ меня, онъ хотѣлъ броситься передо мною на колѣни; но я поспѣшилъ поднять его, и сказать, что отъ души прощаю, и рѣшительно предаю все забвенію. Онъ недолго жилъ послѣ того; чувствуя приближеніе смерти, просилъ онъ пріѣхать къ нему, и еще повторить мое прощеніе; со слезами схватилъ онъ цѣловать мои руки, и благодарилъ, что я облегчаю послѣднія минуты его жизни."

Разсказъ этотъ навелъ на самаго Радушина, и на гостей его, какое-то мрачное уныніе; нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе; потомъ Радушинъ продолжалъ: "Вы можете повѣрить, что послѣ такого вѣроломства, и такой черной неблагодарности, дальнѣйшіе подвиги другихъ моихъ друзей не могли уже нисколько трогать меня. Напримѣръ: я записалъ одного бѣднаго дворянина, сына сосѣда моего, въ службу, содержалъ его на свой счетъ, и былъ ему покровителемъ. Вмѣсто благодарности, онъ передался къ Захару Борисовичу, злословилъ меня, и былъ употребленъ имъ въ домѣ бывшей моей невѣсты, чтобы возстановить отца ея противъ меня, и согласить его отдать дочь за его новаго патрона. Потомъ, сколько друзей потерялъ я, сдѣлалъ даже врагами себѣ, отъ того, что давалъ имъ деньги въ займы, и требовалъ потомъ заплаты! Всегда множество бывало у меня друзей въ то время, когда имъ была до меня нужда, а послѣ того они-же не узнавали меня, и не кланялися мнѣ. Все это идетъ своимъ порядкомъ; но рѣшительно быть увѣреннымъ, что вообще всѣ люди неблагодарны, и неспособны къ дружеству, былабы непростительная крайность, и мысль, не только весьма тягостная и несправедливая, но и унизительная для Человѣчества. Есть друзья, настоящіе друзья, которые умѣютъ понимать во всей силѣ истинно-достойное человѣка чувство дружбы. Это извѣстно мнѣ по опыту" -- продолжалъ Радушинъ, утирая глаза, наполненные слезъ, и взявъ за руку старичка, въ двухъ звѣздахъ, сидѣвшаго подлѣ него.-- "Наша постоянная дружба продолжается болѣе 50-ти лѣтъ. Въ продолженіе столь долгаго времени были для насъ взаимные опыты, и мы испытали въ полной мѣрѣ небесное, неизъяснимое наслажденіе -- имѣть истиннаго друга!" Старики обнялись и поцѣловались, со слезами.

-- Въ благодарности вамъ также, Ѳома Михайловичъ, грѣшно будетъ сомнѣваться -- сказала одна пожилая дама, со слезами на глазахъ.-- Я, и семейство мое, конечно, вѣкъ не забудемъ благодѣяній вашихъ; вы были точно отцомъ и покровителемъ бѣдныхъ сиротъ моихъ; вы сохранили имъ имѣніе, воспитали ихъ, открыли имъ дорогу. Въ благодарности нашей, и многихъ здѣсь находящихся, вы, вѣрно, не сомнѣваетесь.--

"Любезная Авдотья Дмитревна," отвѣчалъ Радушинъ. "Еще вамъ повторяю: ежели Богъ помогъ мнѣ быть для кого нибудь полезнымъ, то, право, я ничего болѣе не имѣлъ въ виду, какъ только желаніе совершить, по возможности, обязанность Христіанина. Изъ благодарности я вѣкъ не хлопоталъ, и повѣрьте, что я слишкомъ былъ вознаграждаемъ собственнымъ, внутреннимъ удовольствіемъ, когда мнѣ удавалось сдѣлать кому-либо услугу; притомъ-же я приближаюсь за то къ концу земнаго моего поприща съ спокойною совѣстію. Я старался по возможности исполнить предназначеніе мое въ здѣшнемъ мірѣ. Обращая взоръ на прошедшую мою жизнь, имѣю все право думать, что ежели я дѣлалъ какія нибудь глупости, то, вѣрно, не съ намѣреніемъ кого-либо обидишь и оскорбить. Мысль эта служитъ мнѣ величайшимъ утѣшеніемъ и наградою!"

Время прошло нечувствительно. Въ 11 часовъ сѣли ужинать, и гости стали разъѣзжаться. Радушинъ привѣтливо провожалъ ихъ; Аглаева просилъ онъ полюбить его, и не оставлять посѣщеніемъ, покамѣстъ пробудетъ въ Москвѣ.

Аглаевъ былъ восхищенъ пріемомъ и бесѣдою Радушина. Ѣхавши домой, думалъ онъ, что нѣтъ человѣка счастливѣе его во всемъ мірѣ. Ему даже приходило въ голову подосадовать на себя, зачѣмъ онъ женился, и не избралъ такого рода жизни, какъ Радушинъ. Но легкомысленный Аглаевъ не подумалъ о томъ, что по благости Провидѣнія вездѣ, и во всякомъ состояніи, можно и должно быть счастливымъ, ежели мы будемъ дѣлать свое дѣло по тому званію и мѣсту, въ которыя волею Божіею поставлены.

"L'honneur est une оle escarpée et sans bords,

"Oii il est fort difficile d'entrer lors qu'on en est dehors.

Boileau.

"Честь -- утесистый, безприбрежный островъ.

Трудно взойдти на него, кто на немъ не находится.

Буало.

У Аглаева было точно доброе сердце. Ежели-бы въ молодости своей имѣлъ онъ путеводителя, ежели-бы дано ему было хорошее направленіе, то онъ могъ-бы быть отличнымъ и полезнымъ человѣкомъ. Но невниманіе отца при воспитаніи, и дурное общество, въ которое онъ попался въ молодости, завлекли его. Соединеніе съ прекрасною женщиною, въ которую онъ страстно былъ влюбленъ, поставило было его на стезю добродѣтели; но, по слабости характера, не могъ онъ долго устоять на сей стезѣ. Ложный стыдъ при самомъ началѣ помѣшалъ ему откровенно признаться въ своемъ положеніи, и употребить сильныя мѣры къ уплатѣ долговъ: рѣшительно отказать себѣ во всемъ, продать имѣніе, вступить въ службу, трудами содержать себя и семейство. Онъ не имѣлъ твердости духа совершить подвигъ, столь почтенный, не хотѣлъ умѣрить своихъ издержекъ, жилъ свыше состоянія, и безпрестанно запутывалъ себя, предавшись неосновательной надеждѣ, что наслѣдство послѣ дяди откроетъ ему возможность поправиться, и расплатиться съ долгами. Эта надежда была теперь внезапно уничтожена.