Дмитрий Дмитриев - Русский американец

-- Ты это про Намекина?

-- А то про кого же... Чем не суженый... Собой красавец, рода именитого и денег пропасть.

-- Только не у Алеши Намекина, а у его отца.

-- Да ведь все равно от отца к сыну деньги пойдут... Ведь его отец в могилу денег-то не возьмет.

-- Да, но Алеша Намекин мне не жених, -- с глубоким вздохом проговорила девушка.

-- Вот тебе на... А я думала... Мне, старухе, показалось, что тебе он пришелся по сердцу.

-- Алеша умный, красивый, а все же мне он не жених.

-- Да какого же еще тебе жениха надо? Королевича, что ли, заморского?

-- Нет, нет, Алеша -- не мой жених.

Настя подошла к окну и стала смотреть на улицу.

-- Барышня, Настасья Гавриловна, вам бы надо отойти от окна-то, -- тихо и с должным почтением проговорил незаметно вошедший в комнату Насти старик дворецкий. -- Смею доложить, по улице мимо окон всякий народ шляется и в окна глаза пялит.

-- Ну так что же? Пусть смотрят.

-- Смею доложить, неприлично-с...

-- Что такое?.. Как вы смеете мне замечания делать? Я сама знаю, что прилично, что нет...

-- Не по своей воле... Ваш папенька мне такой приказ дали...

-- Следить за мной? Следить за каждым моим шагом? Такой приказ дан?.. Ну нет-с! Я буду стоять у окна, буду...

-- Как будет вам угодно-с... Только смею доложить, ваш папенька-с...

-- Кто-то подъехал к нашему дому, -- не слушая его, воскликнула Настя. -- Какие чудные лошади!.. Вышел из саней... Подошел к окну... кланяется. Какой красавец!..

Девушка прильнула к стеклам и с любопытством смотрела на красивого и мощного Федю Тольского, который подъехал на паре лихих коней к заинтересовавшему его домику.

Он увидал в окне Настю и, пораженный ее красотою, захотел во что бы то ни стало проникнуть в домик и познакомиться с красавицей.

"Во-первых, я должен преклониться перед чудной красотой, а во-вторых, должен наказать того дворового, который обещал ко мне прийти и не пришел", -- думал Тольский, все сильнее и сильнее стуча в калитку.

Последние его слова относились к дворовому Прошке, который обещал прийти к Тольскому и рассказать ему о своем барине и о тех криках, которые слышал Тольский, возвращаясь из клуба. Однако Прошка не выполнил обещания не потому, что не хотел, но потому, что его не отпустил дворецкий, а уйти без спроса он не мог: ворота были на замке, и ключ был у дворецкого.

-- Что же вы тут торчите? Ступайте, прикажите отпереть калитку и спросить у того господина, что ему угодно? -- проговорила дворецкому Настя и, заметив его нерешительность, даже топнула ногой. -- Идите же исполнять то, что я вам приказываю!

-- Слушаю-с, иду! -- И дворецкий поспешно вышел. Ему пришлось отпереть ворота и впустить на двор непрошеного гостя.

-- Как ты смел, старый мухомор, морить меня у ворот? -- полушутя-полусерьезно заметил Тольский дворецкому.

Савелий Гурьич был мрачен и ничего не ответил на шутку.

-- Ну, что молчишь? Или язык от страха отнялся?

-- Что же мне вас бояться? Вы мне не господин, я не крепостной ваш... А что вы, сударь, чуть не силой врываетесь к нам, то...

-- Поговори еще у меня! -- Тольский вынул из кармана нагайку и погрозил дворецкому.

-- Что вам, сударь, угодно? Зачем вы к нам изволили пожаловать?

-- Зачем я пожаловал, про то скажу, только не тебе, а твоему барину.

-- Барина дома нет-с.

-- Ну, так той барышне, которую видел в окне... Веди к ней! -- И Тольский направился к крыльцу.

Настя, не дожидаясь доклада, вышла к нему навстречу. Тольский сбросил в передней дорогую медвежью шубу: он был в суконном казакине, подпоясанном ремнем с серебряным набором.

-- Простите, сударыня, -- начал он, -- что я к вам так запросто, в казакине; терпеть не могу рядиться в заморские камзолы и в куцые фраки. То ли дело наша родная одежда!

-- Что вам угодно? -- тихо спросила Настя.

-- Вы удивлены моим неожиданным визитом? Да? Я... пришел преклониться перед вашей чудной красотой. Но, простите, я вам не сказал, кто я: я дворянин Федор Иванович Тольский, а попросту Федя Тольский -- так все меня зовут. Я нигде не служу, потому что к службе охоты не имею; я -- лежебока и лентяй, пью, ем, курю, обыгрываю в карты... кутила, мот и большой дуэлянт. Вот вам полнейший аттестат, прекрасная хозяйка... Я в вашей воле нахожусь... Казните или милуйте, гоните вон или удостойте назвать своим гостем.

Настя с удивлением смотрела на оригинального гостя.

-- Вы молчите?.. Что же, прикажите меня выгнать, зовите людей.

-- Зачем же... Вы гость, хотя и незваный, а гостей не гонят. Прошу садиться и сказать, что вам угодно... Зачем вы так настойчиво ломились к нам? Наверное, у вас есть на то причина?

-- Пожалуй, есть. Видите ли, сегодня утром я возвращался из клуба к себе и, проезжая мимо вашего дома, услыхал, что кто-то жалобно просит о помощи. Я приказал остановиться, стал стучать в ворота, мне долго не отпирали, не хотели впустить на двор. Но я настойчив; если чего захочу, поставлю на своем. Я осмотрел весь двор, однако ничего подозрительного не нашел. Ваш слуга старался уверить меня, что ни на дворе, ни в доме никто не звал на помощь, но я не поверил и дал себе слово во что бы то ни стало узнать, что тут кроется.

-- За этим вы и приехали? -- спросила молодая девушка у Тольского, заметно встревоженная.

-- Да, сударыня, за этим.

-- И любопытны же вы! Ну да что ж, разузнавайте, спрашивайте у дворовых.

Они мне ничего не говорят. Я хочу спросить у вас.

-- Я... не знаю... и никакого крика не слыхала. Вы все сказали?

-- Все... Вы, кажется, гоните меня?

-- Простите, меня ждут.

-- Так вы мне ничего и не скажете? -- вставая, промолвил Тольский.

-- Сказала бы, да сама ничего не знаю.

-- Но вы разрешите мне опять приехать к вам?

-- Зачем?

-- Чтобы на вас смотреть и удивляться вашей дивной красоте... Прошу, не лишайте же меня этого наслаждения! О, как вы дивно хороши. Ваш чарующий образ запечатлелся навсегда в моем сердце.

-- Уж не влюблены ли вы в меня?

-- Больше чем влюблен!

-- Так скоро!

Настя весело рассмеялась.

-- Увидеть вас и полюбить -- на это довольно мгновения.

-- Настасья Гавриловна, с кем ты изволишь говорить? -- тихо промолвила старуха Мавра, заглядывая в дверь.

Старушка находилась в гостиной, но, сколько ни старалась расслышать через дверь разговор Насти с Тольским, ничего не могла разобрать; однако ей этот разговор почему-то казался подозрительным, и она решилась приотворить дверь и прервать его.

-- Прощайте, как ни приятна беседа с вами, а все же надо идти! -- сказала Настя.

Тольский низко поклонился и вышел; однако его мозг всецело был занят таинственным криком, и он чуял в этом деле что-то нехорошее.

Увы, он не ошибался: в доме Лугового действительно в то утро произошла безобразная, хотя и нередкая по тому времени сцена.

III

Секунд-майор Гавриил Васильевич Луговой более десяти лет был в отставке и жил в своем доме, в переулке между Никитской и Воздвиженкой, со своей единственной дочерью Настей. Он овдовел, когда Насте было лет десять. Она хорошо помнила свою мать -- покорную и бессловесную рабу мужниной воли. Эта крутая воля и уложила бедную женщину так скоро в могилу.