Дмитрий Дмитриев - Русский американец

Как-то среди дня небо неожиданно покрылось черными тучами и поднялась страшная буря; оглушительные удары грома сменялись ужасным ревом волн. Ослепительные молнии разрезали небесный свод, волны были так велики, что ежеминутно угрожали раздавить, расплюснуть "Витязь". Минута была страшная, и многие на корабле готовились к смерти.

Вдруг среди оглушительного рева волн и воя ветра раздалась громкая команда капитана Львова:

-- Руль и брасы по ветру!

В одну минуту все матросы были на палубе. "Витязь" вдруг переменил направление и полетел с неимоверной быстротой под попутным ветром.

А буря все продолжала свирепствовать; волны вырастали в целые горы. Мужественному капитану и матросам пришлось несколько часов бороться с разыгравшейся стихией.

Свидетелем такой ужасной бури Тольский был в первый раз; он тоже испугался и, подойдя к капитану, тихо спросил у него:

-- А что, господин капитан, опасность близка?

-- Ближе, чем вы думаете...

-- А что же нас ждет?

-- А то, что наш корабль может ежеминутно превратиться в щепки, -- спокойно ответил Тольскому Львов.

-- Боже! И мы все погибнем...

-- Что, струсили? Смерти испугались? Эх, господин Тольский!.. Видно, вы храбры только на земле, да и то, когда противник слабее вас.

Слова капитана обидели Тольского.

-- Господин капитан! -- воскликнул он. -- Не советую разговаривать со мной в таком тоне даже в подобную минуту...

-- Что, на дуэль вызовете?

-- Нет, здесь я в вашей воле...

-- Неверно, сударь, все мы находимся в Божьей воле... Однако отойдите, господин Тольский, вы мне мешаете.

От капитана Тольский подошел к доктору Кудрину и спросил у него:

-- Скажите, Сергей Сергеевич, правда, что мы на волосок от смерти?

-- Правда. Опасность большая.

-- И мы погибнем?

-- Не знаю, не знаю... А вы в Бога верите? -- строго спросил доктор.

-- Теперь верю, -- несколько подумав, ответил Тольский.

-- Так... Стало быть, вера у вас появилась только в минуту опасности, когда, так сказать, вы одной ногой в гробу стоите? А вы молились ли?

-- Да, молился... И кажется, в первый раз в жизни так усердно.

-- Это хорошо... Видно, поговорка правдива: кто на море не бывал, тот Богу не маливался... Вы в первый раз попали в такую переделку?

-- Разумеется! Да и на корабле я впервые. А вы, Сергей Сергеевич, видно, привыкли к таким ужасам?

-- Пора привыкнуть... Лет тридцать морским лекарем состою... Два раза был в экспедициях вокруг света. Не единожды бывал на волосок от смерти.

-- Выходит, вы не боитесь бури?

-- Чего ее бояться?.. И вам не советую бояться: ведь своей судьбы не минуешь...

Наконец, буря мало-помалу начала стихать. Опасность почти миновала; все приободрились и стали веселее. Была уже ночь. Небо очистилось от туч, ветер стих, и "Витязь" уже плавно шел под всеми парусами.

Тольский, видимо, успокоенный, с палубы отправился в свою каюту.

-- Ванька, трус, где ты? -- позвал он камердинера.

-- Я... здесь, сударь, -- откликнулся молодой парень, вылезая из-под дивана.

-- Дурак, нашел себе укромное местечко!.. Не все ли равно, где умирать: сидя на диване или лежа под ним?

-- Скажите, ради Бога, сударь, миновала буря?

-- Миновала, миновала, трус ты эдакий!..

-- Неужели?.. Вот слава Богу! А что со мною было-то, сударь!.. Меня по каюте ровно мячик из стороны в сторону перебрасывало... Уже я стал было читать себе отходную, не думал в живых остаться...

-- Это под диваном ты отходную читал?

-- Да под диваном-то мне покойнее было; я за ножки дивана придерживался, меня и не перекидывало. А вы, сударь, видно, на палубе были?

-- На палубе; я хотел встретить смерть лицом к лицу... А признаться, и я струсил, когда сердитые волны играли нашим кораблем, как мячиком, когда небо разверзалось от молний и гром глушил... и смерть витала над нами... ужасная смерть... В другой раз я ни за какие сокровища не пойду на корабле по океану. К тому же капитан на меня медведем смотрит... Положим, я не очень-то робею...

-- И на меня тоже. Вчера ни за что ни про что такую оплеуху закатил мне, что небо с овчинку показалось.

-- Да как он смеет бить тебя? Ты не причислен к его команде!

-- Он бьет без разбора всякого, кто под сердитую руку ему попадется. Драчливый человек!.. Многие матросы на корабле им недовольны...

-- Ты говоришь, матросы капитаном недовольны? Это для нас, Ванька, неплохо.

-- Что же нам-то?

-- Опять скажу, Ванька: ты -- верный мой пес, а чутья у тебя нет. Ты покажи-ка мне матросов, недовольных капитаном.

-- Слушаю, сударь, -- с недоумением посматривая на своего господина, проговорил Кудряш и подумал: "Что это барин еще затевает?"

И на самом деле, отношения капитана Львова с Тольским становились все натянутее и в конце концов так обострились, что при встрече они перестали друг с другом кланяться. Честный и порядочный Львов не мог смириться с тем, что у него на корабле находится человек, зарекомендовавший себя с самой дурной стороны.

Эта неприязнь еще более усугубилась, когда до Ивана Ивановича стали доходить слухи, что Тольский начинает водить чуть не дружбу с матросами и настраивает их против него.

-- Нет, даром это ему не пройдет, я в дугу скручу его! На корабле он должен мне беспрекословно подчиняться. Я научу его, каналью, повиновению! -- сердито кричал капитан в своей каюте, стуча по столу кулаком.

-- Да будет тебе горячиться, ведь этим ты кровь свою портишь, -- уговаривал его доктор Кудрин.

-- Да как же мне не горячиться, когда этот мерзавец настраивает против меня команду? Чуть не бунт хочет учинить, разбойник. Но это ему не удастся, он меня еще не знает!..

-- А что ты с ним сделаешь?

-- Скручу руки и брошу в трюм, а чтобы ему не скучно было, туда же отправлю и его холуя...

-- Этого ты, Иван Иванович, не сделаешь... Ты, верно, забыл, что Тольский имеет в Петербурге сильные связи...

-- Ну так и пусть они сами с ним валандаются, как хотят, а мне такой пассажир не нужен. Он дождется, что я ссажу его на каком-нибудь необитаемом острове, пусть там и околевает с голоду. Я человек не злой, худа и недругу своему не пожелаю... Я не злопамятен, а этот Тольский возмутил меня до глубины души. Я... я не могу переносить его насмешливый тон, не могу видеть эти хитрые глаза. Затеянное Тольским безобразие на моем корабле даром ему не пройдет... Он мне ответит, и строго ответит.

При последних словах капитана дверь в его каюту отворилась и на пороге неожиданно появился Тольский.

-- Вы меня, господин капитан, призываете к ответу? -- спокойно произнес он: очевидно, последние слова Ивана Ивановича дошли до его слуха.

-- Да, вас! -- крикнул в ответ капитан.

-- За что же? Я, кажется, никакого проступка не учинил.

-- Вы уже сейчас нарушили дисциплину и вошли в мою каюту, не спросив на то моего согласия.

-- Я проходил, господин капитан, мимо двери и услыхал...