Дмитрий Дмитриев - Русский американец

Разговор Тольского с Кудряшом был прерван. В шалаш вошли два дикаря и знаками приказали им следовать за собою. Те повиновались. Их окружила толпа дикарей и повела в свой стан под палящими лучами солнца, не давая отдохнуть ни минуты.

Тольский и Кудряш едва успевали за ними; они выбились из сил, ноги отказывали им повиноваться, но дикари, скаля свои белые зубы, подгоняли их ударами в спину.

Наконец, уже к ночи, дикари вышли из лесу на обширное песчаное поле, где в беспорядке были разбросаны шалаши, сделанные из древесных сучьев и высокой травы. В один из них и впихнули пленников.

В шалаше было совершенно темно, и едва Тольский с Кудряшом сделали шага два, как один за другим полетели в какую-то яму.

В шалаше у дикарей обыкновенно вырывалась неглубокая квадратная яма; в одной из ее стен помещался небольшой туннель, по которому приходилось зачастую ползать -- так он был мал и узок; туннель соединял две ямы, одна из которых -- поменьше -- служила, так сказать, входом, а другая -- побольше -- жилищем дикарей в зимнее время; над ямой сводом поднималась крыша с отверстием посередине для выхода дыма. Ночью, когда погасал огонь в очаге, дикари выбрасывали в это отверстие обгоревшие головни и плотно закрывали его кусками кожи, а вход в шалаш завешивали шкурами. Из горячей золы постоянно поднимались дым и разные вредные газы, к этому присоединялся и запах от тесно скученных грязных людей, гнилой рыбы, испорченного мяса, старой кожаной одежды и щенят.

Тольский, очутившись в яме, не скоро пришел в себя от неожиданности и невольного испуга.

-- Иван, жив ли? -- позвал он своего слугу.

-- Ох, жив, сударь, только спину отшиб...

-- Ничего, Ванька, до свадьбы заживет.

-- Мы, сударь, видно, в могилу попали...

-- Не торопись, Ванька! И в могиле скоро будем, а это, верно, пока жилище дикарей. Это еще что за отверстие? -- проговорил Тольский, нащупав в яме вырытый в земле туннель, после чего со связанными руками пополз по этому проходу и вскоре очутился в зимнем обиталище.

Кудряш последовал за своим господином. Как в первой, так и во второй ямах царил непроницаемый мрак.

-- Из одной могилы, сударь, мы попали в другую, -- подавив в себе вздох, промолвил Кудряш.

-- Да, и в более обширную... Плохо, парень, что руки у меня связаны.

-- Дозвольте, сударь, я развяжу! Зубы у меня острые, хоть какую веревку перегрызут. -- И Кудряш, подтянувшись к своему барину, стал зубами рвать веревку.

Веревка, которой были связаны руки Тольского, оказалась довольно толстой, и Кудряшу пришлось немало над нею поработать; но в конце концов руки Тольского были освобождены, и он поспешил развязать руки и своему слуге.

От сильного зловония у Тольского кружилась голова; он стал обдумывать, как бы ему и Кудряшу выбраться отсюда, и решил пробраться туннелем обратно; там воздух был не так испорчен и было чем дышать.

Но тут узников начали мучить голод и жажда.

-- А что, Ванька, не улизнуть ли нам? -- проговорил Тольский, обдумывая план побега.

-- Как улизнешь, сударь?.. Чай, дикари-то нас зорко стерегут. И пытаться нечего... Пожалуй, еще хуже наделаем, поймают нас да убьют...

-- А не все ли равно -- часом позже, часом раньше? Ведь дикари нас живыми не выпустят.

-- Что и говорить!.. А только у меня есть предчувствие, что мы спасемся.

-- Хорошо бы, Ванька, твоими устами да мед пить.

-- Так и будет, сударь... Давайте Богу помолимся... Теперь ведь нам одна надежда, на Бога...

-- Верно говоришь, Иван, верно!..

Кудряш был человек религиозный и принялся усердно молиться. Тольский последовал его примеру. Молитва несколько успокоила их.

XXV

Ранним утром Тольского и Кудряша вывели из шалаша на луг, где собрались дикари со своим предводителем, и поставили их посередине, предварительно скрутив руки. Дикари о чем-то между собой совещались, неистово кричали, беспрестанно подходили к Тольскому и его слуге, рвали их за волосы, вертели и больно щипали, скаля белые зубы.

Если бедный Кудряш стонал от боли и от мысли о том, что будет съеден, то Тольский, вообще обладавший беспечным характером, даже в эту страшную минуту не потерял обычного мужества. Когда один дикарь надоел ему своим ощупыванием, он ногою дал ему такого сильного пинка, что тот растянулся на земле.

Другие дикари загоготали (это, вероятно, доставило им большое удовольствие), а когда упавший дикарь вскочил и с лицом, искаженным злобою, ринулся было с ножом на Тольского, его оттащили.

-- Ванька, ты знаешь, о чем советуются эти обезьяны? -- спросил Тольский у своего слуги. -- Одни хотят сейчас убить и съесть нас, а другие считают, надо подождать...

-- А зачем же, дьяволы, нас ощупывают?

-- Чтобы узнать, каково наше мясо: мягко ли, вкусно ли будет вареным и жареным... В числе дикарей, видно, есть хорошие гастрономы, -- совершенно невозмутимым голосом проговорил Тольский. -- Эх, жаль, что руки у меня скручены!.. А то я показал бы им, каков российский кулак.

-- Сударь, вы и теперь, в такую минуту шутите... -- Удивился Иван Кудряш.

-- А ты, Ванька, бери пример с меня: мирись с судьбою; слезами да оханьем горю не поможешь...

Между тем дикари принялись разводить костер, притащили большой котел, подвесили на козлы и стали наливать в него воду.

Тольский догадался, для чего они делают это, и, обратившись к своему преданному слуге, сказал:

-- Приготовься, Иван: наше с тобой земное поприще кончается и смертный час приближается... Знаешь, зачем дикари развели костер и наливают в котел воду? Ведь в нем будут варить наши тела...

-- Господи, Господи помилуй, спаси... Страшно, страшно! Нет, нет... мы не послужим пищей им, дьяволам, нас спасут, -- как бы ожидая верного спасения, а может, и по вдохновению, сказал Кудряш.

И предчувствие не обмануло его: спасение от ужасной смерти было близко.

Вдруг в стане дикарей произошел страшный переполох. Они принялись пронзительно кричать, и их крик смешался с криком других дикарей -- внезапно появившихся алеутов. Последние неожиданно напали на дикарей-людоедов в такую решительную минуту, когда жизнь Тольского и Кудряша, как говорится, висела на волоске, и так как дикари не подготовились к обороне, то скоро не выдержали и обратились в бегство, бросив и стан свой, и жен с детишками. Часть алеутов кинулась за ними вдогонку, а другая часть стала разрушать и разворовывать поселение, убивая беззащитных женщин и детей, которые не успели спастись бегством.

В числе оставшихся алеутов Тольский заметил Никиту Гусака и, указывая на него Ивану, произнес:

-- Смотри, Ванька, ведь это Гусак!.. Гляди, гляди, как он ножом размахивает и что-то кричит.

-- И то, сударь, он... Как он попал сюда?..

-- Наверное, пришел спасти нас...

Тольский не ошибся; едва только он произнес эти слова, как Никита Гусак быстро подошел к нему и Кудряшу, радостно воскликнул: "Вовремя я попал, бачка?" -- и тотчас же перерезал веревки, которыми были связаны пленники.