Дмитрий Дмитриев - Русский американец

Семен Ильич, сжигаемый ревностью, чуть ли не в пояс кланялся капитану, прося его не выгонять Тольского.

-- Ну, делать нечего, я избавлю вас от этого беспокойного человека, -- согласился наконец капитан.

Семен Ильич простился с капитаном и уехал к себе, довольный тем, что наконец совсем избавился от Тольского. Дома его поджидала молодая жена, с которой он уже помирился. О том, что он видел на корабле Тольского, Семен Ильич ни слова не сказал жене.

XXVI

Тольский, находясь на "Светлане", с большим нетерпением ждал, когда она отплывет от берегов ненавистной ему Аляски. Наконец, этот момент настал, и скоро берега Аляски скрылись из глаз Тольского.

Обратное плавание "Светланы" в Европу было довольно продолжительным. Капитан не спешил, и поэтому корабль шел тихо, часто останавливаясь у берегов.

Между тем Тольский считал дни, часы и минуты. Время тянулось медленно и казалось ему целой вечностью.

-- Куда вы так спешите? -- как-то спросил капитан Тольского, надоедавшего ему своими вопросами относительно прибытия в Европу.

-- А вы, капитан, разве не спешите? Разве у вас никого нет близких?.. Разве вас никто не ждет?

-- Из близких у меня всего одна старушка матушка, она, пожалуй, ждет меня.

-- А жены у вас нет?

-- Нет, не обзавелся еще...

-- Почему же, капитан?

-- А потому, что нам, морякам, амурными делами заниматься недосуг... Это вот вам, от нечего делать, можно такими пустяками баловаться, а по-моему, жена -- лишний балласт...

-- А разве любовь, капитан, пустяки? Неужели вы никогда не любили?

-- Отстаньте, господин Тольский! К чему эти неуместные вопросы!.. Я уже вышел из таких лет, когда можно увлекаться прекрасным полом.

-- Простите, капитан, если мои вопросы вы находите неуместными. Пожалуйста, не сердитесь на меня!

-- Да с чего вы взяли, что я стану сердиться на вас? Хотите, я вас порадую?

-- Чем, капитан?

-- Еще недели полторы-две -- и мы будем у берегов Европы -- в Норвегии.

-- О, как я рад, как рад!

-- Что? Видно, соскучились по родине?

-- Страшно соскучился!.. И знаете ли, господин капитан, если бы вы не взяли меня на свой корабль, я убил бы себя. Честное слово!.. Вы спасли мне жизнь, и я вечно буду у вас в долгу, -- с чувством произнес Тольский, крепко пожимая Игнатову руку. -- Я просто не знаю, как и чем мне благодарить вас.

-- Сочтемся на том свете, господин Тольский.

Наконец, "Светлана" бросила якорь у берегов Норвегии.

Здесь капитан решил провести дня два-три и потом идти далее в Россию.

Тольский захватил с собою Кудряша и Гусака и отправился в столицу Норвегии, Христианию. Там в одной из гостиниц он дня на два взял себе небольшое помещение, состоявшее из двух комнат и передней; в одной комнате поместился сам он, в другой -- его спутники.

Днем Тольский осматривал достопримечательности Христиании и вернулся в гостиницу усталым, измученным и голодным. Несколько отдохнув, он отправился поужинать в общий зал гостиницы, поместился за одним из столиков и спросил себе вино и закуску.

Рядом с ним, за другим столом, сидел довольно представительной наружности старик, одетый очень изысканно, по-парижски, с седой шевелюрой, и такими же усами. Очень умные, выразительные глаза внушали к старику невольное уважение. Взгляд у него был бодрый и смелый.

Старик читал газету. Чтение, очевидно, волновало его, и его лицо то бледнело, то краснело. Наконец он скомкал газету и бросил ее, тихо проговорив по-русски:

-- Боже, что теперь будет с моей бедной родиной...

Старик закрыл руками лицо и так просидел несколько минут.

Тольский по выговору узнал в старике своего земляка русского и, чтобы еще более удостовериться в этом, спросил у него:

-- Дозвольте узнать... Вы русский?

-- Да, русский. Кажется, и вы тоже?

-- Да, я -- коренной москвич... Очень рад познакомиться с вами.

-- Я тоже... Приятно встретиться на чужбине с земляком.

Тольский и старик пожали друг другу руки.

-- Скажите, с кем я имею честь?.. -- спросил у Тольского старик, посматривая на его довольно странный наряд: на нем одежда была полурусская-полунорвежская, приобретенная в Христиании.

Тольский назвал себя старику.

-- Как, вы русский дворянин? Почему же на вас такая странная одежда? -- спросил у него старик.

-- Я охотно объяснил бы все, но на это надо много времени. История моей жизни довольно длинная...

-- И не трудитесь, господин Тольский. Я, право, не любопытен. Ну, я узнал, кто вы, теперь моя очередь сказать, кто я. Я тоже дворянин, по фамилии Смельцов, Викентий Михайлович; не живу, а прожигаю жизнь, скитаясь по чужим странам.

-- Смельцов... Ведь так вы сказали? Позвольте, позвольте... у вас нет ли дома в Москве?

-- Есть. А что?

-- Ваш дом находится на Остоженке, в переулке?

-- Совершенно верно... Вы почему знаете это? -- удивляясь, спросил Викентий Михайлович.

-- Я жил в вашем доме.

-- Вот что! Стало быть, вы -- мой квартирант?

-- Да, только бывший. В вашем доме, Викентий Михайлович, происходили чрезвычайные, непостижимые явления.

-- Какие же?

-- Необъяснимые... В мезонине вашего дома, как говорят, поселилась нечистая сила; по ночам расхаживает какое-то привидение в образе молодой, красивой женщины, а также появляется там и подобие старой ведьмы.

-- Вы крайне удивляете меня! В моем доме привидения, ведьмы?.. И вы говорите серьезно?

-- Совершенно серьезно. Все это я сам видел, -- ответил Тольский. -- Да и не один я, а также и мои люди. Я не раз хотел разгадать эту загадку, разведать, что за нечистая сила поселилась в мезонине, порывался войти туда... Простите, Викентий Михайлович, я даже приказал взломать дверь, ведшую в мезонин.

-- Ну и что же? -- насупив седые брови, спросил Викентий Михайлович.

-- К сожалению, я не смог попасть туда: кроме обыкновенной деревянной двери, в мезонин преграждала путь другая, железная.

-- Вот что!.. Так вам и не удалось побывать в мезонине и познакомиться с непостижимыми явлениями?

-- Так и не удалось...

-- А очень хотелось? Любопытство донимало?.. Ну да оставим об этом говорить. Лучше поговорим о бедствии, которое угрожает нашей родине.

-- О каком бедствии? Разве России грозит опасность?

-- Большая!.. На днях Наполеон, этот новый Аттила, перешел со своими полчищами Неман и вступил в пределы русского царства.

Тихо проговорив эти слова, Викентий Михайлович печально опустил свою седую голову, а Тольский побледнел как смерть: известие точно обухом ударило его по голове -- он в душе был патриот и горячо любил свою родину.

-- Но как же это случилось? -- несколько придя в себя, спросил он.

Увы! Смельцов едва мог удовлетворить его любопытство: он и сам, находясь долгое время в путешествии, мало знал об этом.

-- Как только корсиканский выходец мог дерзнуть вторгнуться в пределы нашего государства? Какая дерзость! -- громко и раздражительно проговорил Тольский.