Виктор Квашин - Последняя крепость империи

Но ко всему человек привыкает. Единственное, что Сиантоли запретил в своём доме — благовония.

Слуга разбудил Сиантоли среди ночи — срочно вызывал военный советник.

Дзэвэ уже в нетерпении вышагивал от стены к стене.

— Что так долго? Ну-ка, повернись! Пояс подтяни, ворот поправь… что на голове?! Где слуга?

— За дверью.

— Пусть срочно сделает нормальную причёску!

— Я и сам…

— Я сказал — слуга!

— Ладно… Эй, Иктэ, быстро мне волосы в порядок! Да что случилось? — спросил Сиантоли возбуждённого советника.

— Нас ожидает сам суаньфу 57 57 Сюаньфу — командующий. !

В покоях командующего горел один светильник. При их появлении высокородный Пусянь Ваньну приподнялся на подушках, его сухощавое лицо было освещено несколько снизу, от этого казалось зловещим. Сиантоли оробел: перед ним сидел человек, который управлял огромной территорией со всем населением, под его началом было — подумать только! — триста тысяч войска! А он вызвал лично Сиантоли.

Командующий заговорил, и резкий его голос, казалось, врезается каждым словом в мозг:

— Поступили сведения: мятежный предатель, гнусный кидань, низкий тысячник, теперь уже разжалованный и приговорённый к казни, Елюй Люгэ осмелился послать своих мятежников в ставку хана с просьбой о присоединении к монгольскому ханству. За столь низкое и подлое предательство Светлый император великой Цзинь объявил всенародную охоту на это ничтожество. Награда за добычу, словно за скотину под забой, такова: за каждый лян 58 58 Лян — древняя мера веса, приблизительно 37 грамм. костей Люгэ — один лян золота, за каждый лян мяса Люгэ — один лян серебра. Кто приведёт Люгэ живым или привезёт мёртвым, получит должность тысячника в славных войсках Цзинь. Командир особой сотни, посылаю тебя скрытно проникнуть со своими людьми в стан восставших и убить предателя! Отправляйтесь немедля. Всё.

Сиантоли и Дзэвэ, поклонившись, не промолвив ни слова, вышли. Сиантоли попросту не знал, что говорить. Он ещё не осознал задания. Дзэвэ, по-видимому, был в подобном же состоянии. В своём доме он первым делом осушил чашу вина, после, взглянув на подчинённого, налил и ему.

— Нам сейчас не помешает некоторая раскрепощённость разума. Какие предложения?

— Какие могут быть предложения… Нужна армия — окружить и всех поголовно уничтожить. Что тут сделает сотня? Скажи, где находится этот Люгэ?

— Этого никто не знает. Где-то там, — Дзэвэ махнул рукой в сторону севера. — Короче говоря, выхода нет, приказ нужно исполнять. Иди в сотню. Сейчас дам команду, чтобы привезли крестьянскую одежду. Переоденетесь, оружие своё не брать, в пути найдёте вилы, дубины. Притворитесь повстанческой группой, будете прорываться к восставшим. По-настоящему, чтобы никто не понял и не донёс настоящим повстанцам. Там постарайтесь приблизиться к Люгэ и — по обстоятельствам.

— Да, задача! Пойди неизвестно куда, найди неизвестно кого… Если что, друг, не оставь отца, хорошо? И о Чикчиги не забывай.

— Эй, Драчун, выше голову! Хочешь узнать, что советует в твоём случае поэт?

Сиантоли был впечатлён! Никогда на него не действовали так чужие слова. Он повторил несколько раз и кажется запомнил: «Разума ты отпусти поводья, вывезет к свету лошадка-судьба!»

Сотня вышла ближе к утру через южные ворота города. Всадники были укутаны в куски рогожной ткани, лиц не было видно. Да и стражники по приказу самого военного советник стояли лицом к стене с закрытыми глазами. Наутро этих стражников обнаружили мёртвыми в крепостном рву.

Сиантоли сделал большой крюк по сельским районам, минуя города и большие дороги, и направил сотню на север. Крестьянские клячи, на которых пересадили сотню ещё в Запретном городе, видимо действительно были собраны по ближним деревням. Многие, похоже, никогда не бывали под седоком, иные были не подкованы, другие истощены. О скорости не приходилось и мечтать. Сиантоли разрешил при возможности менять плохих лошадей на лучших, если такие попадутся в деревнях. Особые условия задания вынуждали грабить своих.

И не только грабить. Ближе к повстанческой территории за сотней увязался отряд правительственных войск с явным недружественным намерением. На таких лошадях уйти было невозможно, пришлось дать бой. Сиантоли попросил своих бойцов по возможности не убивать людей, честно выполняющих свой воинский долг. Схватка была недолгой. Покалечили изрядно, остальных разогнали. Пришлось снова давать крюк, чтобы не сразу отследили, и снова на север.

Заметно изменились деревни — здесь уже проживали кидани со своими традициями и особенностями ведения хозяйства. Сотня вошла на вражескую территорию и нужно было этому радоваться. Бойцы весело приветствовали крестьян, принимали от них угощения, заводили разговоры, пытаясь ненароком узнать, где находится главный «герой» восстания. Плохо было, что никто из сотни не знал киданьского, но зато все кидани легко понимали чжурчжэньскую речь.

По собранной информации выходило, что Елюй Люгэ имеет ставку в районе Гирина, но сам город находится в руках правительственной армии. Ещё десять дней привели к полному истощению лошадей. Люди тоже устали от непривычного сидения в неудобных крестьянских сёдлах, от чужой грязной одежды, от блох и появившихся неизвестно откуда вшей, от сна на холодной земле и питания чем придётся. Сиантоли был благодарен Дзэвэ, за то, что разрешил ему одному из всей сотни ехать на своей породной выученной лошади.

Ехали в неизвестность. Сиантоли прокручивал в голове свою жизнь, и выходило, что ничего особенно хорошего, кроме детства, у него не было. А поэтому и дорожить такой жизнью не стоит. А он и не дорожил. И командующий не дорожил. Ведь их послали без возможности вернуться. У них отобрали все опознавательные знаки, никто теперь не сможет доказать, что он воин особой сотни и вообще не изменник. Стоит сейчас попасть в руки правительственных военных — казнят сразу. Правда, друг Дзэвэ в последний момент в городских воротах отозвал в сторону и шепнул:

— Если вернёшься, скажи страже слово… скажи «чикчиги», это ты не забудешь. Чтобы это передали мне лично. Я тебя жду, друг! «Отпусти поводья…»

Сиантоли оглянулся на свою команду — да, теперь это действительно толпа обездоленных крестьян, разбавленная беглыми рабами и разбойниками — сброд, не знающий цели и смысла. Хорошо. Что ж, «вывезет к свету лошадка-судьба!»

Сиантоли лежал в своей комнате на мягкой постели, на нём, судя по ощущениям, снова была чистая шёлковая одежда. Страшно болела голова, один глаз не открывался. Сиантоли силился осознать, как он тут оказался, или это просто сон? Боль во всём теле говорила, кричала: это действительность! Плохая действительность. Или хорошая?