Виктор Квашин - Последняя крепость империи

— Рубить могу и левой.

— Зачем? Если бы ты сражался за Кайюань… ты меня понимаешь. Иди к Саритаю, он сказал прислать командира конвоя.

Попробуй к нему зайди, к этому Саритаю — такая охрана! Крепкий, коренастый, плосколицый, глаза-щёлочки, бородка и усы «под Чингисхана», высокомерен.

— Ты поведёшь санитарный обоз? Собирай своих инвалидов, и чтобы через пять дней тут вами не воняло. Вот тебе пайцза, чтобы монголы тебя по пути не раздели.

— Благодарю, господин.

— То-то! Повезло тебе. Иди.

«Тварь плоскомордая! И то верно: повезло. Надо готовить обоз». У Сиантоли вдруг проснулось желание искупаться в прозрачных быстрых водах Елани, повозиться с глиной, вытянуть на круге горшок, посидеть с отцом за хорошим вином или съездить на охоту на кабанов. Эх, да пропади она, эта война. Домой! И как можно скорее.

Организовать перевозку раненых, их питание и лечение в течение всего длительного пути, охрану обоза с трофеями, и всё это только силами раненых — непростая задача, на это уходило всё время и даже ночи. И всё-таки, Сиантоли постоянно вспоминал эту Богди-Колючку. Выкроил немного времени, поехал.

Кажется, она не удивилась:

— Я знала, что ты придёшь. Ждала.

— Ждала?!

— Да. Заходи. Куен! 1* — позвала она служанку, — Подай нам вина и закуски и прими оруженосца красиво, хорошо?

— Как похороны?

— Вчера всё закончилось. Теперь траур.

— Долго?

Богди мотнула головой, убрала слезинку.

— Я уйду отсюда.

— Почему?

— Я им чужая.

— Куда пойдёшь?

Пожала плечами. Улыбнулась.

— Давай говорить о хорошем. Я виновата перед тобой и желаю загладить вину. Ведь нельзя же в самом деле из-за похорон допустить, чтобы ржавело такое достойное оружие как нефритовый меч!

— О, правда?

— Конечно! Теперь без всяких там ножей, по-настоящему!

Ах, как это было неожиданно и как волшебно!

Сиантоли отдыхал на верблюжьей шерсти, пил вино большими глотками.

— Как вкусно!

— Это о вине?

— Это о тебе! Поверь, я выпил много бочек вина — никакого сравнения! Я благодарен тебе, честное слово. Сейчас мне нужно ехать. Думаю, служанка управилась с моим провожатым? Ты тут ещё поживёшь некоторое время?

— Да, мне дали сроку целую луну.

— Я приеду ещё, если успею.

Сиантоли успел. Он теперь вообще не мог ни о чём думать, кроме Богди. Вот заноза! Поехал ночью. Устроил переполох спящим женщинам.

Она обрадовалась, это было заметно. Улыбнулась. И от этой улыбки Сиантоли потерял рассудок. Схватил, обнял, затискал, понёс на кан…

— Ты такой яростный… и такой нежный. Спасибо.

Это когда и где такое было? Это бывает вообще в жизни, чтобы женщина благодарила мужчину, тем более военного мужчину, привыкшего захватывать и побеждать? Сиантоли тихонько гладил её по волосам и разглядывал слабоосвещённый профиль.

— Ты красивая. Эй, Богди, — вскочил вдруг Сиантоли, поражённый собственной идеей, — поедем со мной! Поедем со мной ко мне, построим дом, будем жить вместе, всегда. Хочешь?

— Зачем я тебе? Это сейчас тебе хорошо, а потом я надоем, и ты меня кому-нибудь продашь…

— Дура! Если я говорю слово, я его не меняю. Послезавтра обоз уходит. Поедешь?

Богди смотрела на него снизу вверх, как испуганный ребёнок, не веря и не понимая, лишь чувствуя.

— Поеду.

Тогда собирайся. Бери только самое нужное. Служанку можешь взять тоже. У меня будет своя кибитка, поместитесь вдвоём. Завтра вечером заеду за вами.

1* Куен — корейское женское имя — Птица.

7

Скажи, Богди, где ты жила, ну, до того, где твой дом? — спросил Сиантоли, после порции сладостных ласк его законной женщины в палатке тысячника на очередной ночёвке.

— На севере. Какая разница, теперь там уже нет никого и ничего, что было моим.

— Когда-нибудь мы съездим на твою родину и отыщем твоих родителей. Я подарю им богатые подарки за такую замечательную невесту.

— Наступит ли такое время, и живы ли мои родители… — Богди всхлипнула.

— Проклятые плосколицые! — прорычал Сиантоли. — Столько жизней поломали!

— Ты же им служишь, — уколола Богди.

— С ними вынужден сотрудничать мудрый государь Пусянь Ваньну, чтобы чжурчжэни остались на Земле. Вытри слёзы, давай не будем грустить. Во всяком плохом можно отыскать хоть каплю хорошего. Если бы не монголы, разве мы с тобой могли бы встретиться?

Богди улыбнулась и сделала это так, что Сиантоли снова захотелось её ласк.

Обоз продвигался медленно. Приходилось много возиться с больными. На каждой остановке хоронили умерших. Богди со служанкой Куен помогали лекарям, и Сиантоли замечал огонёк похоти в глазах выздоравливающих. Но обе женщины в походе поводов не подавали, а Богди, кажется, в других людях мужчин и не замечала, она видела только Сиантоли. Она была столь деятельна, что даже на ходу соскакивала с одной повозки и забиралась в другую, чтобы напоить раненых или помочь как-то иначе. А глаза светились.

И Сиантоли светился и тоже мотался с конца каравана в начало, даже сам помогал выталкивать из грязи повозки. Эх, если бы не рука… Впрочем, рука не сильно болела. Было хорошо!

А вечерами в палатке было ещё лучше.

— Как мне хорошо, Богди!

— Хочешь я тебе скажу, я — не Богди, это для людей. Я скажу тебе то имя, которое знали только родители. Я — Гила 80 80 Гила — Лилия. из рода Хагдига 81 81 Хагдига — Росомаха. , — прошептала в ухо.

— Да? Какое красивое имя, как тебе подходит! Ты будешь моей женой, Гила. Ты уже моя жена!

Приехали в Сюйпин по первому снегу. Сиантоли доложил обстановку на корёском фронте, передал письмо от командующего группировкой, сдал раненых и трофеи — всего-то три повозки блестящего барахла. И поспешил домой. Он числился раненым, и ему не препятствовали.

С такой радостью он въезжал в село впервые после детства!

— Отец, я привёз жену! Смотри, какая красавица!

Отец не принял никаких уговоров отметить скромно — он закатил пир на всё село. Сын женился!

Дом построили за половину луны. Очаг зажгла Богди от нового огня, который выкрутил из огневой доски сам Сиантоли, несмотря на ещё больную руку. Таким счастливым Сиантоли никто никогда не видел.

Добрый Гончар подарил молодой семье сорок разных посудин от малых мисок до огромного чана, в котором впору варить целого барана.

Сиантоли хотел показать жене всё, что знал и любил в округе. Богди легко сидела в седле, как каждая чжурчжэньская женщина, тем более северянка. Они ездили вдвоём в горы, охотились вместе на коз в тростниках долины. Ездили до самого моря, любовались скалой, нависающей над синей бескрайней водой, гуляли по белому льду у подножья. Богди никогда раньше не видела моря и ей было удивительно и даже немного страшновато от такого количества воды. Ещё больше она была удивлена, узнав, что лёд солёный. В сильные морозные ветра просто сидели, обнявшись у очага. Им везде было хорошо вдвоём.