Виктор Квашин - Последняя крепость империи

Сиантоли слышал об Эсыкуе. А кто о нём не слышал! Один из великих людей славного чжурчжэньского прошлого, любимец и советник первого императора Золотой империи! Это Эсыкуй настоял, чтобы начали войну с Ляо — и не стало киданьской империи! Это Эсыкуй, став вместо умершего брата вождём племени Ваньянь в Елани, вывел своих людей из солонцеватых еланьских земель в долину Суйфуна. Благодаря ему процветала долина тридцать лет при нём и процветает сто лет спустя! За то и возвели памятник великому человеку!

Сиантоли оказался здесь впервые. Они подъехали с юга к узкому проходу в высокой земляной стене, украшенной поверху изящной узкой черепичной крышей. Лошадей оставили у входа, вошли пешком по красивой ровной дорожке из гранитных плит. Прямо от ворот начиналась аллея, обставленная по бокам парными скульптурами. Прежде всего, стояли по сторонам два каменных льва, за ними попарно четыре гранитных круторогих барана, после, словно охрана, два воина с обнажёнными мечами, за ними фигуры чиновников, выставленные в пол-оборота так, что обращены были и к входящим, и друг к другу, и наконец, два многогранных высоких столба с письменами на них. Эта аллея подвела притихших посетителей к ухоженному, покрытому стриженной травой холму, на облицованной камнем вершине которого стоял храм — шесть деревянных красных колонн на круглых каменных фундаментах и крыша изящной черепицы, а под нею гигантских размеров гранитная черепаха, вызывающая трепет пред вечностью и мудростью. На спине черепахи установлен, будто выросший из панциря столб квадратного сечения с письменами и навершием в виде извивающихся, словно живых драконов.

Дзэвэ и Сиантоли поднялись по ступеням к черепахе. Поклонились. По очереди положили по монетке в каменную чашу у черепашьей морды. Сиантоли осмотрелся. Отсюда, с высоты кургана видна была вся ухоженная огороженная площадь памятного места. К северу находился под такой же крышей второй холм с каменной плитой и несколькими скульптурами. Это и была собственно могила великого князя Эсыкуя. Почему-то вид этого величественного захоронения в тишине и безлюдье вызвал трепет. Друзья переглянулись и не договариваясь, повернули к выходу.

За воротами вновь послышался далёкий шум города. Неподалёку, в старом дубовом редколесье на берегу тихой речки ждали сопровождающие воины и кони.

— Что ж, поехали теперь праздновать! Мои повара наверно уже всё приготовили.

Ужин у костра под раскидистой ивой был великолепен. Повар-ханец запёк в угольях двух фазанов, и друзья с удовольствием закусывали изысканное вино жирной птицей. Дзэвэ с интересом расспрашивал о родной деревне, о знакомых, о семье Сиантоли. О своих он знал подробно из писем отца, которые регулярно доставлял гонец. Конечно, министр мог себе позволить гонца.

— Скажи, Дзэвэ, слышал я, что ты женился?

— Да уж давно, четыре года! Проспал ты там, за своей печкой. У меня уже две дочки. А теперь жена сына обещает.

— О, за это надо выпить! — Сиантоли снова входил во вкус. — Друг, откуда ты берёшь такие вина?

— Это — из Корё. Хорошее. Вот о Корё нам с тобой и нужно поговорить.

— Ты как всегда, с неожиданностями! Чего нам говорить о Корё?

— Теперь, слушай, сотник и не перебивай. Веселье кончилось. Государь выразил тебе лично своё высочайшее доверие — назначил тебя командиром конной тысячи.

Сиантоли вскочил и вытянулся, как перед строем. Потом снова сел.

— Нет, это ты шутишь. Какой из меня тысячник? Это ты ему посоветовал, чтобы меня вытащить из деревни?

— Когда человек думает о себе, ему некогда думать о государстве. Ты меня слышишь, Драчун, дело государственной важности тебе доверяют! Поведёшь тысячу на войну с Корё.

— Но мы же с ними в мире и дружбе…

— Теперь нет. Угэдэй решил с Корё покончить. Мы уважаем решение «старшего брата». Обязаны помочь.

Сиантоли покачал головой.

— Нет, я не пойду воевать рука об руку с плосколицыми. Не хочу. И вообще, я уже по возрасту не гожусь. Сочини что-нибудь, скажи государю, что я болен и уже плётку в руках не удержу.

— Эх, какой же ты «драчун», ты плачешь как ребёнок! Ну-ка, встань!

Что разлёгся в подушках, чжурчжэнь?

Что ты жизнь бережёшь свою?

Покой для воина — смерть!

Место твоё — в седле,

А достойная гибель — в бою!

Ты — чжурчжэнь, Сиантоли, ты — обязан! Утром ко мне явишься, вручу пайцзу, дам сопровождение. Поедешь в расположение тысячи, примешь её. Неделю на подготовку, съездку. Через неделю выступаешь на юг в составе группы из трёх тысяч. Командующий группой пришлёт тебе приказ. Всё. Выпьем по последней чаше за твою и всего войска удачу!

Выпили.

— Послушай, что я тебе скажу, друг, — наклонился Дзэвэ к товарищу. — Наш государь очень мудрый руководитель. Очень! Нет ему равных в хитрости и ловкости при устройстве отношений как с друзьями, так и с врагами. Не зря же он потомок легендарного полководца Цзиньского Учжу, который служил при Агуде. Если он посылает свои войска в помощь монголам, значит это действительно нужно. Давай ему поможем. Не случайно государь именно тебя выбрал, ведь у него и готовых тысячников достаточно. Оправдай!

И снова с утра до ночи в седле. Оказывается, совсем иначе себя ощущаешь, если кому-то нужен. А если нужен самому государю и ради государства, тогда и гордость просыпается, выпрямляется спина, ноги чувствуют живую тёплую лошадь, и она через ноги её обнимающие чувствует силу и власть седока и слушается, кажется, его мысли, предугадывая команды. Радость бодрого тела — ценное ощущение для пожившего на свете человека. И Сиантоли радовался. Радовался окружающим горам и лесам, радовался полям и сельским жителям на них, радовался своей тысяче — целой тысяче крепких бойцов под его личным командованием! Ничего себе, дослужился!

Почти месячный переход показался Сиантоли даже в удовольствие. У границ с Корё стали лагерем в ожидании монгольского корпуса. И хорошо, было время отдохнуть и откормить лошадей. Но недолго, через неделю подошёл монгольский тумен во главе с высокомерным Саритаем 76 76 Саритай — монгольский полководец, руководил вторжением в Корё в 1231—32 годах. Убит при осаде крепости Чхонсон в 1232 году. . Сразу стало «весело» — тысячи кибиток, выставленные кругами, костры, шум, гомон, столпотворение. Но столпотворение упорядоченное и дисциплинированное.

Монголы подъезжали к лагерю чжурчжэней, отпускали обидные шутки. Но наши бойцы были заранее строго предупреждены: мы с монголами друзья, они, хоть и невоспитанные, но драться с ними ни в коем случае нельзя, лучше мирно отшутиться. Нам ведь ещё воевать вместе бок о бок.

Сиантоли ехал к своему командующему, конечно, в сопровождении, как положено. На всём скаку подлетела к нему встречная группа монголов. В узком месте разъехаться было трудно. Монголы не уступали: