Виктор Квашин - Последняя крепость империи

— Пропустить монгольского тысячника! Вон с дороги!

Командир охранного десятка Сиантоли заартачился:

— Пропустить чжурчжэньского тысячника! Кыш, плосколицые!

Плосколицые обнажили палаши.

— Стоп! — крикнул Сиантоли по-монгольски. — Стоп, друзья. Не затем мы сюда ехали, чтобы убить друг друга на пороге общего дела. Мы уступим, проезжайте, — с этими словами дал знак своим отъехать в сторону.

Монголы, скалясь и не снимая рук с оружия, не спеша проехали мимо.

— Эй! Драчун! Ты ли это? — монгольский тысячник приблизился вплотную. — Ты, Сиантоли! Ха-ха! Вот где встретились!

— Жаргал? Жаргал! Рад тебе, Жаргал! Высоко поднялся!

— Ты тоже! Смотри, как духи нас ведут одной дорогой! Я рад, что ты жив, Драчун! Монголы добро помнят! Снова вместе повоюем, ага? Скоро, скоро увидим твоё синее море! Покажешь море?

— Ладно, Жаргал, здесь отвоюем, приезжай в гости. Покажу море.

В самом конце лета пошли. По разным бродам несколькими колоннами переправились через пограничную реку Амноккан 77 77 Река Амноккан, другие названия: Ялуцзян, Ялу — пограничная река между КНР и КНДР. Впадает в Западно-Корейский залив. . Хорошая река, широкая и чистая, течёт среди лесистых невысоких гор и обширных полей и лугов, похожа на Суйфун. Первый город на пути — Хамчинсон 78 78 Хамчинсон — сейчас Ыйджу — город на северо-западе КНДР, на левом берегу реки Амноккан. . Как они это выговаривают — язык сломаешь! Командующий чжурчжэньскими войсками, вернувшись с совещания у Саритая, собрал тысячников.

— Нойон выразил неудовольствие, что нас мало. Сказал, если прислали всего три тысячи, тогда идите первыми, покажите чжурчжэньскую доблесть. Хочет нами проложить дорогу, — командующий помолчал. — Отказываться нельзя…

Да, отказываться было нельзя, это понимали все. Пошли на рассвете. Впереди погнали хашар — собранных в округе крестьян с плетёными из ивовых прутьев или деревянными щитами, с вилами или острыми кольями вместо оружия, с брёвнами и лестницами для перекрытия рва. Им всё равно не суждено войти в город, зачем им настоящее оружие. По их телам и брёвнам пошли войска.

Конечно, монголы послали «помощников» из Восточного Ся на самый трудный участок. Не впервой! Они вошли в этот город, потеряв треть бойцов убитыми и тяжело ранеными.

Сиантоли морщился, пока лекарь приматывал ему к руке дощечку — щиток на предплечье выдержал удар меча, но кость ниже локтя лопнула. Башка гудела от удара по голове. «Да, прыть уже не та, не увернулся». Но дрожь сражения ещё гоняла кровь по жилам. В такие минуты бывалые бойцы предпочитали молчать. Неосторожное слово могло вызывать вспышку ярости у любого вышедшего из боя.

Оруженосец доложил, что недалеко есть подходящий дворец для расположения командира и сопровождения.

— Ведите.

Во дворце тысячник прошёл в приготовленную для него, уже прибранную комнату. Служанки подали лохань с водой. Сиантоли, морщась от боли, отскоблил, смыл с рук засохшие потёки крови, плеснул в лицо. Вода воняла благовониями.

— Дайте чистой воды, — еле сдерживаясь, сказал он.

Корёска, согнувшись поклоне, не поднимая глаз, поднесла чашу с плавающими лепестками роз.

— Чистой! — взревел Герой и ударил по чаше.

Служанка вскрикнула и упала в обморок.

— Уберите!

Ему расхотелось пить и вообще пропали все желания. Обычное возбуждение воина перед боем, особенно перед штурмом города, когда специально копишь мужскую энергию для звериной ярости в бою, эта яростная энергия не заканчивается с окончанием боя, если ты остался жив и не сильно ранен. И тогда, чтобы прекратить убивать всех подряд, уже не сопротивляющихся и не представляющих опасности, чтобы не проламывать черепа умоляющим о пощаде, нужно эту мужскую ярость выплеснуть в извивающуюся, визжащую пленницу, и тогда вдруг становишься ленивым и довольным, уже не хочется никого убивать, и даже бывает, возникает жалость и некое подобие благодарности к этой подвернувшейся под руку девке. Это не имеющее выхода мужское возбуждение, уже перенаправленное сознанием с убийства на женскую плоть, — это вдруг пропало у Сиантоли тут, в этом приторно благоухающем дворце с извращённой искусственностью интерьера.

Сиантоли вышел во внутренний двор.

Молодые воины гоняли вокруг фонтана голых дворцовых девиц и веселились. Было отчего: лица, выкрашенные белилами, будто маски, чёрные волосы на фоне почти прозрачной голубоватой кожи, от рождения не видавшей солнца, худосочные груди висят, задницы худые как у некормленых ослиц, ноги кривые. Они падали, ползли на четвереньках. Воины несильными точными ударами плёток по самым интимным местам подгоняли верещащих «красавиц» и гоготали…

«А что с такими ещё делать? — подумал Сиантоли. — Пусть развлекаются. У этих хоть ступни нормальные, не то что у сунских «красавиц». Ему на всю жизнь запомнилась попытка воспользоваться услугами сунской девушки с изуродованными ступнями — ничего более отвратительного он и на войне не видел.

Вид некрасивых женских тел окончательно испортил настроение. Сиантоли потребовал коня и поехал по улицам. Бойцов охраны оставил отдыхать, взял одного. Охранник-оруженосец тащился следом, явно недовольный тем, что ему не дали повеселиться после боя.

Узкие мощёные булыжником улочки с тут и там торчащими жертвенниками-кумирнями, с покатыми черепичными крышами и драконами на них. Будто специально причудливо искривлённые деревья, большие каменные и керамические сосуды, снова драконы и львы из серого камня. Стены, окна и двери под массивными крышами непропорционально тонкие, из бамбука и бумаги. Смешно… любую дверь можно проткнуть пальцем. И ни души на этих совершенно искусственных, будто неземных улочках, ни единого звука кроме стука копыт и сопения лошадей.

Сиантоли свернул наугад в переулок и выехал на параллельную улочку, одной стороной примыкающую к ручью, запруженному частыми прудиками, в которых расцветали кувшинки и розовые лотосы. Но и цветы эти, столь прекрасные в диких озёрах на родине, тут показались Сиантоли вырезанными из бумаги.

В дверях довольно богатого дома стояла женщина. Она не пряталась, не отвела глаз, смотрела дерзко, с полуулыбкой. Верхняя часть расшитого птичками кимоно была распахнута и полушария грудей видны были почти до сосков. Красивая грудь.

— Не желает ли воин-победитель обрести для своего нефритового меча достойные ножны? — с достоинством и, вместе с тем, со скрытым вызовом произнесла незнакомка по-монгольски.

«Профессиональная любовница, — подумал Сиантоли. — Ну, что ж, пусть будет так. По крайней мере, не уродка с короткими лапками. Надо всё-таки расслабиться, иначе я прибью сегодня кого-нибудь невиновного, например, этого своего телохранителя с вечно недовольной рожей».