Виктор Квашин - Последняя крепость империи

— Встретимся ещё, Драчун?

Сиантоли пожал плечами.

— Эй, не стрелять! Открыть ворота!

Жаргал махнул рукой и повернул коня.

Штурм был жестокий! В город летели ядра, зажигательные снаряды и горящие стрелы. Сразу вспыхнули многие дома. Тучи стрел посыпались на головы осаждённых. Но люди на стенах были готовы, тысячу раз прежде инструктированные и тренированные опытными командирами. Раненых среди военных был немного. И когда монголы с воплями попёрли на склоны, их встретили залпами из луков и арбалетов. Только у нижних, южных ворот монголы смогли приблизиться к воротам вплотную, но тут в распадке задних отсекли плотным огнём, а прорвавшихся всех перебили.

Сиантоли расхаживал по стене, смотрел повреждения, приказывал сразу устранить. Доложили: приближается посланник от монголов. Сиантоли приехал к воротам.

— Позвольте забрать раненых, — прокричал издалека посланник на ломаном чжурчжэньском.

— Забирайте и убитых, — ответил Сиантоли по-монгольски. — Только без оружия приходите и не все сразу.

Забрали без эксцессов, живых унесли, мёртвых утащили, привязав по нескольку к лошадям.

Хорошо. Первый серьёзный штурм отбили. Сиантоли гнал мысли о Гиле и об отце, не хотел думать, что теперь с ними. Не желал думать и о многочисленных проблемах внутри города. Он заставлял себя заниматься только внешней обороной и боеспособностью войск.

— Все стрелы собрать! Все кузни — на ковку наконечников и стрел для арбалетов. Ядра собрать — к камнемётам. Навесы от стрел под стеной укрепить. Войскам броню не снимать даже на сон. Количество дежурных отрядов на стенах удвоить!

Но мысли о родных просачивались под железный шлем. Сиантоли изводил себя и подчинённых, постоянным перемещением между стенами, башнями и воротами, бесконечными указаниями по улучшению обороны, наказаниями нерадивых и просто уговорами держаться стойко и до победы! Только на третью ночь под утро он заснул на западной угловой башне, прислонившись к плечу командира башенного отряда. И тот не смел шевельнуться, пока не закричал наблюдатель:

— Уходят! Плосколицые уходят!

Отсюда, с высоты, в рассветной дымке были хорошо видны колонны всадников, кибиток, верблюды с тюками. Всё это двигалось в сторону Елани и затем поворачивало к броду. Сиантоли вскочил на лошадь и помчался к другим башням. И отовсюду было видно, что монголы снимают осаду: камнемёты разбирали и укладывали в арбы, палатки, шатры, геры уже сложили, даже гер командующего уже не красовался на фоне ивняка в долине Шайгани. Уходят? Уходят!

Город уже ликовал. Вопли восторгов, радостные женские голоса доносились из населённых кварталов. Сиантоли даже отметил бойцов с кувшином в руках и погрозил кулаком. А самому страшно захотелось опрокинуть в себя большущую чашу крепкого кумыса!

— Монголы у нижних ворот, просят для переговоров господина командира крепости.

У Сиантоли ёкнуло в груди. Поскакал напрямик, через кварталы, чуть не растоптал кого-то конём.

— Эй, Драчун, выходи праздновать, война закончилась!

— Врёшь поди, Жаргал? Когда это монголы войну кончали, не доделав задуманное?

— Ай, Драчун, когда я тебе врал? Приказ пришёл: конец войне. Монголов — в Улус, чжурчжэни пусть живут, дань платят. Не нам с тобой решать. Я рад!

— Я тоже рад. Эй, Жаргал, где мои?

— Затем тебя и зову, иди, забирай. Заодно отметим. Нехорошо так расставаться, когда ещё придётся встретиться!

— Сейчас спущусь.

— Не стрелять! Открыть ворота!

Прямо напротив распадка на выстрел из лука от ворот монголы развели большой костёр. Сиантоли и Жаргалу разложили прямо на земле кучу подушек. Уже шипела над огнём баранина, в чаши налито вино.

— Да где же мои, Жаргал?

— Да вот они.

Гила бросилась на шею. Отец обнял сына и так стоял, вытирая слезу.

— Присаживайтесь, гости дорогие. Я рад, что так закончилось, — Жаргал сам подавал каждому налитые чаши. — Отец, у тебя достойный сын, им следует гордиться! Женщина, у тебя отважный муж и ты достойна его.

— Ей-то не надо бы пить, — сказал Сиантоли.

— Ай, Драчун, в такой день можно. Пусть это будет привет от меня твоему наследнику. Вырастет, будет помнить старого Жаргала. Давайте выпьем за окончание войны.

— А скажи, Сиантоли, у тебя ещё дети есть?

Сиантоли помотал головой, прожёвывая сочную баранину. Хмель ударил в голову, стало так хорошо!

— А у меня сын и дочка!

— Когда ты успел, Жаргал? Ты же воевал все годы.

— А-а, ваши ранили, спасибо духам. Отдыхал дома немножко, женился. Потом снова ранили, опять отдыхал. Мало ранили, а то бы уже десять детей было! А у моей сестры, ты же помнишь мою сестрёнку? Вот, у неё уже два внука! Да. А детей пятеро. Она тебя помнит, Драчун. Каждый раз, как видимся, говорит: «Спасибо тому парню!» Монголы добро помнят! — Жаргал вытер усы, вздохнул. — Пожалуй, прощаться пора. А то мои войска уедут, не догнать будет, останусь без войска, ха-ха-ха! Я вас провожу.

Сиантоли шёл пешком, обняв любимую — тут недалеко. Отец рядом, с другой стороны. Он будто помолодел, глаза блестят, голова высоко, как всегда — он гордится! Гордится сыном и собой. Верный насмерть телохранитель ехал позади. Жаргал вытанцовывал на своём вороном впереди, поминутно оборачиваясь и скалясь. По бокам и сзади почётным сопровождением выстроилась личная сотня Жаргала. Красиво.

— Не стрелять! Открыть ворота!

— До встречи, Драчун! — Жаргал повернул коня и махнул рукой.

Вслед за струёй крови над головой Сиантоли пролетело… он узнал — голова телохранителя! Ему в бок вонзилось!.. а-а-ах… в печень! Аркан стянул руки. И страшный вопль: А-а-а-а! Сотня Жаргала уже в воротах. А мимо грохочут копытами сотни, тысячи оскаленных плосколицых… Тьма!

— Ра-а-а-а!

«Обманули!!!»

Сиантоли держали под руки в бывшем лагере монголов напротив южных ворот крепости. Арканы со свистом опутали вершинки молодых ив, плосколицые по двое на аркан притянули деревья к земле. Накинули арканы на запястья Сиантоли. Жаргал махнул рукой:

— Отпускай.

Сиантоли как птица взлетел над землёй, и жестокая боль пронзила плечи и локти. Он раскачивался некоторое время, потом завис.

— Эй, Драчун! Так виднее, правда? Смотри на свой город! Ты хорошо его выстроил, надёжно. Трудно такой взять. Но ничто в мире не устоит перед предательством, дружище. Да, я знаю, что это плохо. Зато монгольские матери и жёны скажут мне спасибо — десять тысяч спасибо, представляешь?! И не мог же я не выполнить приказ своего хана.

Сиантоли не смотрел на Жаргала, он видел город. Отсюда действительно было видно лучше. Город горел. Дым поднимался большим широким столбом, местами он был чёрным, в других местах белым, синим. Оттуда, из-за стены доносились вопли страха и боли. Показалось, конечно показалось, что послышался голос Гончара. Жалко старика… Ох, как больно, как невыносимо больно!!!