Мария Бушуева - Рудник. Сибирские хроники

– Куда поехал, Ферочка?!

В том селе мы больше никогда не бывали.

Так и осталось в памяти: спотыкающаяся лошадь, которой правит жещина в темном платье, и черноглазый мальчик, бегущий вслед за пароходом, исчезающим в холодной воде времени…

Второй мой муж, Михаил Маркович, химик по профессии, считал себя атеистом и ленинцем. Прожили мы с ним всего три года, и все три года я тряслась от страха: он ненавидел Сталина и постоянно об этом говорил. Я боялась, что моя маленькая дочь случайно, играя во дворе, повторит его слова – и нам всем придет конец: мне снился из ночи в ночь «черный воронок»…

– Скрыли от народа письмо Ленина, вот и пришел к власти этот усач! – бормотал муж за ужином. – Я бы лично его застрелил!

Но Михаил был не простой ленинец, пропитанный революционным пафосом, он был человеком со своей собственной философской теорией. Узнала я о его теории случайно: приехала погостить ко мне моя любимая младшая сестра, Таисия, Тася, милая стройная девушка с льняными волосами – и как-то вечером, когда она, улыбаясь, рассказывала об очередном своем кавалере, уговаривающем ее выйти за него замуж и читающем ей на свиданиях стихи Маяковского, Михаил Маркович усмехнулся и сказал:

– Вот выйдешь скоро замуж и узнаешь, что жизнь человеческая начинается с плевочка, и, как ни называй эту горстку слизи жемчужиной, суть не меняется. И сама жизнь – тот же плевок, чем бы человек ни был занят – с девицей гулял, ел и пил в ресторане, считал деньги, – он всегда, даже как бы не думая об этом, помнит каждой клеткой своего организма, что смертен, что еще год, два или даже сорок лет, и он будет втоптан в земную грязь и станет всего лишь добычей червей. Разве такая обреченность не унизительный плевок в лицо человеку?

– Ты же атеист, – возразила я, – а твоя теория предполагает наличие того, кто человека унизил.

– Ну, можно посмотреть иначе, – сердито сказал он, – просто мы оказались вписаны в законы природы как маленькая ее часть, осознающая свою конечность. И в этом осознании таится змея – яд ее начинает действовать с того момента, как человек узнает о своей смертности.

– И что же делать? – тревожно спросила моя сестра.

– А что бы ты сделала, если бы какой-то случайный прохожий на улице внезапно плюнул тебе в лицо? Наверное, утерлась бы платком, а дома тщательно вымыла щеку и, подумав, что это человек или дурак, или негодяй, постаралась об инциденте забыть.

– Я бы долго плакала, – сказала Тася, – мне бы хотелось умереть от унижения.

– Так мы все и живем, ежедневно утирая плевок!

– А я бы, умывшись, посмеялась над произошедшим!

Мои слова, как ни странно, произвели на Михаила Марковича впечатление:

– Посмеялась бы? Удивительно. Такая химическая реакция мне в голову не приходила!..

Михаила Марковича увела у меня бухгалтерша. Прожил он с ней почти тридцать лет и за два года до своей смерти ее похоронил.

А Таисия через полгода после того разговора вышла замуж за читавшего ей стихи Маяковского молодого ученого-геолога, профессорского сына, потомственного интеллигента, человека очень образованного, внешне похожего на поэта Блока, причем тоже Александра Александровича. И все было бы у них с Тасей неплохо, но в геологической среде начались сталинские аресты, расстреляли его близкого, самого любимого друга, и Александр, охваченный отчаяньем и страхом, почему-то решил, что донес на его друга их бывший университетский однокурсник, и, опасаясь за себя и за уже беременную жену, сам написал на него анонимное заявление и отправил письмом в НКВД.

Однокурсника арестовали. Он погиб.

Муж Таси умер молодым – от туберкулеза.

Сама Таисия тоже ушла рано. И всю жизнь она мучилась чувством вины за мужа, говорила мне, что ее дочь прорвалась в жизнь по чужому билету, вытеснив в смерть невинного человека, и кара судьбы за это – в ее ребенке: внук Таисии родился слепоглухонемым. А может быть, Александр с того света, мучимый раскаянием, так наказал себя через внука, иногда прибавляла она.

А я часто думала, хотя никогда не говорила сестре об этом, что тяжелая патология ее внука – не кара судьбы, не наказание с того света – это ее собственная энергия совести исказила организм ребенка еще до его рождения. Мы все носим приговор за свои поступки в самих себе. И наказание ударит по самому дорогому, что у нас есть. Чаще – это собственное здоровье и собственная жизнь. К сожалению, человек часто и не догадывается, отчего заболел. Но порой, если мы воспринимаем детей или внуков как собственное продолжение, то есть распространяем на них ауру своего «я», наказание бьет по ним.

Стоял ноябрь, после дождя разразился мороз – и ветки за окном за одну ночь стали хрустальными. Слышно было через открытую форточку, как позванивают они на ветру.

И я не сразу поняла, что звякнул очень тихий дверной звонок.

На пороге стоял седой старик. Вглядываясь в сморщенное лицо с висячим носом, долгими мешками под глазами и запавшим ртом, я не сразу узнала Михаила Марковича.

– Жить мне осталось немного, пришел проститься, – сказал он.

Я вскипятила чай, поставила на стол печенье, конфеты, сделала бутерброды с паштетом.

Мы молча пили чай.

Форточку я закрыла – из нее тянуло холодом.

– Вот и жизнь прошла. – Михаил Маркович попытался усмехнуться, но одна сторона лица у него окаменела, видимо, он недавно перенес инсульт, – и усмешки не получилось. – И как ни называй плевочек жемчужиной…

– Помню, Миша, – сказала я, – видишь ты жизнь как плевок, но ведь другой видит ее как сад… На самом деле только образ и творит каждую человеческую жизнь.

– У меня всю жизнь один образ – ты, – тихо сказал он, и по его старым дряблым щекам поползли слезы.

Так и осталось в памяти: радостная девушка с льняными волосами, «черный воронок» у соседнего дома и желтые слезы, ползущие по лицу одинокого старика.

Хуртуях тас – каменное изваяние в Хакасии.

Таг-Эзи – горный дух, бог гор.

Тюстер – фигурки в виде рогулек, изображающие горного духа.

Патха – жидкая кашица из молотой крупы с маслом.

Ас-пильтирн – древнее название улуса, из которого образовалось село Аскыз.

Ал-улус, татарское селение.

Тюндюк – отверстие в крыше юрты, для выхода дыма.

От-Эзи – дух огня.

Атыбан – древнее название реки Абакан.

Ахсас – древнее название реки Аскыз в устье.

Сохчах – название высокой горы, отстоящей от села Аскызского в 80 верстах.

Оргаг-род – кровати большого размера.