Михаил Соловьев - У Дона Великого

Нужда в деньгах была великая. Поэтому княжеские тиуны, волостели и приставы [22] Т и у н ы, в о л о с т е л и и п р и с т а в ы — должностные лица в княжеских и боярских вотчинах и поместьях. со всей строгостью взимали налоги с хлебопашцев, ремесленников, купцов. Резко были повышены рыночные сборы, торговые пошлины, мыты [23] М ы т ы — торговые и другие пошлинные сборы при проезде через мосты, при въезде в город и т. д. .

Долгими зимними вечерами Дмитрий Иванович часто уединялся со своими соратниками — Владимиром Андреевичем, Боброком, Бренком, некоторыми воеводами и ближними боярами — в притворе семейного княжеского собора Спаса Преображения на Бору, где любили некогда «думать думу» с боярами его дядя Симеон и отец Иван Иванович. Дмитрий следовал их примеру, обсуждая со своими помощниками все мелочи предстоящего трудного дела.

До поздней осени рыскала у самой границы Дикого поля московская сторожа под командой опытного и расторопного Семена Мелика. От него шли вести: степь действительно пришла в движение, ордынские стойбища и кочевья повсюду готовились к какому-то большому походу.

Дмитрий Иванович понимал: опасность, грозившая Руси, непомерно велика, — но он и не думал склонять голову перед Мамаем. Он знал силу и коварство врага, но видел и его слабости. Орда была уже не та, что при Батые. Это хорошо показала Вожа. А цепеневшие перед силой ордынской иные князья и бояре будто ослепли. «Да и то сказать, — думал, вздыхая, Дмитрий Иванович, — сто сорок лет душегубства ханского не прошли даром. Люди с молоком матерей впитывали страх перед Ордой. Пойди теперь попробуй повернуть их души в другую сторону».

Вместе с Дмитрием Ивановичем на Руси возмужало к этому времени целое поколение людей с другими помыслами. Они уже не трепетали при слове «Орда», а некоторые из них, наиболее передовые и смелые, поняли: пришла пора сбросить позорное иго с плеч русских. Так мыслил и сам великий князь. И руководился он не просто бездумным задором тридцатилетнего правителя. Он трезво учитывал все и опирался на то наследие, которое ему оставили прежние московские князья, — более чем пятидесятилетнее владение великим Владимирским княжеством. Это оно дало Москве обширные земли, многочисленных ратников, огромные взимаемые с населения богатства в виде торговых пошлин, налогов и оброков, а также сборы денег с других независимых княжеств для выплаты ордынского «выхода» — дани, из коей московские князья всегда утаивали немалую толику в свою казну. Помогал в трудные дни из своей казны и митрополит всея Руси, к кому стекались доходы с монастырей и приходов, расположенных во всех русских княжествах. Великое княжение подняло, усилило и возвысило Московское княжество над всеми другими, наполнило его силой для победы над Тверью, Рязанью, Нижним Новгородом, помогло установить свое влияние в Новгородской боярско-купеческой республике, дало средства для успешного отражения набегов литовского князя Ольгерда.

Судьба Руси была теперь в руках московских великих князей, а их опорой стала накопившаяся за полтора столетия у русских людей справедливая ненависть к поработителям. Она давно уже требовала возмездия, и в ней крылась великая сила. Слить воедино готовность великокняжеской власти к обороне и горячее стремление русских людей к свободе и независимости — в этом состояло главное желание Дмитрия Ивановича, на этом покоилась его уверенность в успехе. Но как убедить в этом князей и бояр?

После долгих размышлений он решил пригласить всех князей в Москву на совет, зная наперед, что совет это будет совсем не легким.

Не откладывая дела, Дмитрий Иванович уже на другой день разослал гонцов по городам и вотчинам с приглашениями князьям и наиболее видным боярам приехать в Москву.

Получил приглашение и рязанский князь Олег Иванович. Когда ему сказали, что прибыл гонец из Москвы, Олег Иванович как раз читал ответ литовского князя Ягайло на свое тайное ему послание с предложением о совместном союзе с Мамаем против Москвы. Ягайло выражал полную готовность заключить такой союз. С явным злорадством он писал: «Коль скоро князь Дмитрий услышит о нашествии Мамая и о нашем с ним союзе, то он убежит из Москвы в дальние места, или в Великий Новгород, или на Двину, а мы сядем в Москве и во Владимире; и когда хан придет, то мы его встретим с большими дарами и упросим, чтоб возвратился домой, и сами, с его согласия, разделим Московское княжество на две части — одну к Вильне, а другую к Рязани, и возьмем на них ярлыки и для потомства нашего».

Последние слова из письма Ягайло о разделе Московского княжества Олегу не понравились: он мечтал сам, один, с помощью того же Мамая, сесть на великое Московское княжение.

— Ишь какой литвин загребущий! К русским землям, окаянный, руки тянет, — вслух произнес Олег. — И медведь-то пока не убит, а уж он шкуру на части рвет. Там поглядим, любезный брат Ягайло, как бабушка скажет…

Как бы там ни было, а союзник обретен. Теперь надобно было совместно — и опять строго тайно — послать к Мамаю двух послов. Вспомнил о Вельяминове: не послать ли в Орду опять его? Но раздумал.

— Вельяминова может хватиться князь Дмитрий, или его кто из московских в Сарае увидит. Под пыткой Вельяминов может все раскрыть… Пошлю ближнего своего боярина, Епифана, — тайна крепче сохранится.

Князь отложил письмо Ягайло и взял приглашение из Москвы. Прочитал его, задумался: «Ехать или нет?» В конце концов решил ехать. И не только ехать, но и показать там свою приверженность к общему делу. Так легче будет скрыть свой союз с Мамаем и Ягайло.

— Белая ворона заметней черной, — заключил князь. — Не беда! На время малость и почернеть можно… Да и потом, после победы, пригодится. Все князья сразу увидят: рязанский князь не хуже московского может радеть за всю русскую землю.

Прибыл в Москву и Иван Васильевич Вельяминов. Дорогой, оглядываясь на ехавшего позади Ерему, Вельяминов мерно покачивался в седле и время от времени нащупывал ханский перстень, зашитый в потайном кармане. Прошло уже немало времени, а Вельяминов все не мог выполнить поручение Мамая. Не было случая. Поп-расстрига, который шел к Вельяминову с ядовитыми травами с войском Бегича, был схвачен московскими ратниками. Но теперь, побывав снова в Орде, Вельяминов за большие деньги приобрел у восточного купца кое-что получше: белый порошок без вкуса и запаха. Домашняя кошка враз от него околела. Но как его употребить? И вот теперь Вельяминов рассчитывал: в суматохе княжеских встреч, где-либо за столом или еще как ему авось удастся скрытно всыпать порошок Дмитрию в вино или в чашу с супом.

Вельяминов упорно добивался своей цели. Его дядя Тимофей и младший брат Николай много раз уговаривали его: