Михаил Соловьев - У Дона Великого

— Княже, может, я придусь впору сему нехристю?

Он расправил свои могучие плечи и, как всегда, добродушно улыбнулся.

— Пересвет? Добро, инок! Дать ему коня и копье подлиннее…

Когда Пересвет в полном вооружении сел на коня, князь сказал с чувством:

— Да поможет тебе бог, Лександр! Ты его копьем достань, а сам в сторону отверни…

А Челибей все не унимался:

— Что ж вы топчетесь, трусливые зайцы? Налетайте! Я нанижу вас на свое копье, как дохлых сусликов!

Пересвет перекрестился, поклонился русскому войску и крикнул:

— Молись, басурманская душа, своему поганому богу! Пришел твой последний час! — и сразу рванул коня в галоп.

Ерема чуть с дерева не сорвался и крикнул так громко, что Боброк опять погрозил ему кулаком.

— Есть! Наш ратник обрядился. Вот теперь он басурману задаст!

Ему хорошо было видно, как два всадника, будто два черных комочка, пригнувшись и выставив вперед копья, неслись по зеленому полю с бешеной скоростью навстречу друг другу. И вдруг сшиблись! Упали! И не поднялись — ни кони, ни люди. Противники, пронзив друг друга копьями, так и остались лежать навеки.

И в ту же минуту поле дрогнуло от многотысячных криков. Как темная туча, лавина ордынцев сорвалась с места и ринулась на русских.

— Вперед, други! За мной! — зычно прозвучал голос великого князя.

Теперь, пустив множество стрел и ощетинившись копьями, двинулись шеренги русских.

И грянула битва!

Во главе Передового полка великий князь врезался в самую гущу противников и первым же могучим ударом развалил надвое вражеского темника. Вокруг князя сгрудились конники воеводы Семена Мелика. За ними плотной стеной продвигались пешие воины, в числе которых в первом ряду находились Васюк, Гридя и Юрий. Тут же сражалась и коломенская дружина под водительством Николая Вельяминова.

Передний край войск сразу же сломался, свои и чужие перемешались, сплелись в один беснующийся клубок. Хриплые выкрики, ругательства, треск ломающихся копий, звон мечей, стоны, проклятья и разъяренный вой ордынских воинов — все слилось в неумолчный жуткий гул рукопашного боя. Казалось, по воле какого-то безумца собравшиеся люди затеяли на этом широком поле страшную игру в смерть…

Ордынцы бросались в схватку с яростным ревом. Это был своеобразный прием кочевников: криком и свистом навести на противника страх. Но русские ратники прекрасно знали об этом: с кочевыми ордами они имели дело не первый раз.

— Кроши поганых! — зычно кричал великий князь, нанося удары налево и направо. Прикрываясь щитом от стрел и сабельных ударов, он иногда успевал окидывать быстрым взором поле боя.

Ратники Передового полка дрались самоотверженно. В невероятной тесноте, скользя по земле, залитой кровью, спотыкаясь о тела убитых, люди рубились яростно и зло. Жгучая ненависть к врагам, скопившаяся за сотню лет, выплескивалась здесь, на Куликовом поле, испепеляющим пламенем.

Стоя спинами друг к другу, Васюк и Юрий умело отражали наседавших врагов, как бы охраняя один другого. А Гридя орудовал своим шестопером. Он так, в одной краской рубахе, и пошел в бой, едва прикрыв грудь и плечи кожухом с прокладками из толстой кожи. Шапку он потерял, и взмокшая куделька его русых волос выделялась среди ордынских малахаев и блестящих шлемов русских дружинников. Оставаясь верным себе, он и в бою лихо покрикивал на свой шестопер:

— Ну, милок, шибче, шибче поворачивайся! — и опускал его со страшной силой на головы врагов. При каждом ударе у него вырывалось грозное «гох», словно он размахивал тяжелым молотом у себя в кузнице. Блеснувший у самого носа кончик вражьей сабли слегка рассек ему щеку, кровь текла по шее, пятнила расстегнутый ворот рубахи. В штанах застрял обломок стрелы. Гридя не обращал внимания на эти мелочи и был неутомим. Он даже успевал между двумя взмахами шестопером вытереть со лба пот рукавом да еще и подмигнуть лукаво Васюку и Юрию.

Усталость и жажда понемногу овладевали ими. Раза два они, как и другие ратники, отбегали назад, где еще держались шеренги Передового полка и куда уползали раненые. Там они жадно, обливаясь, глотали холодную освежающую воду из бочек, малость передыхали и снова устремлялись вперед.

Сразив напавшего на него ордынца, Васюк вдруг увидел, как здоровенный детина бросился к Гриде, и в тот же миг русая копешка волос его друга стала клониться к земле. Не помня себя, кузнец рванулся на защиту.

— Гридя!

Но прямо на него, перескочив через Гридю, налетел тот же верзила с поднятой саблей. Васюк взмахнул мечом, но поскользнулся в луже крови и упал. Ордынец злобно оскалил зубы. Васюк крепко сжал веки и невольно втянул голову в плечи. У него даже мелькнула шальная мысль: куда рубанет сабля?

Однако вместо удара на него грузно навалилось чье-то тело, а голос Гриди откуда-то сверху весело крикнул:

— Дядя Васюк, аль спать собрался? Вставай, приехали!..

Кузнец вывернулся из-под мертвеца и успел заметить, что у того голова проломлена шестопером. Ему некогда было расспрашивать Гридю, как тот неожиданно воскрес. Но вот Гридя опять упал, а когда ордынец в ярком чапане, перепрыгнув через него, кинулся к Васюку, Гридя, как кошка, вскочил на ноги и сзади раскроил врагу голову шестопером.

Это была небольшая, собственной выдумки военная хитрость Гриди, которая, однако, недешево обходилась противнику.

Не менее проворно и смекалисто сражался балагур и весельчак Юрка-сапожник. Выставив щит и действуя мечом, он делал быстрые обманные выпады то влево, то вправо, пока сильным и метким ударом не поражал врага.

Но силы были неравны. На место убитых, раненых и уставших ордынских воинов тотчас же вставали новые, свежие, и Передовой полк русских таял, как льдинка под солнцем. Уже полегла почти вся коломенская дружина вместе со своим воеводой Николаем Вельяминовым, были порублены и окружавшие великого князя конники Семена Мелика, погиб и он сам. Князья Друцкие с оставшимися воинами медленно отступали назад, к Большому полку.

Под великим князем уже давно был убит конь. Он пересел на другого, но и с этого его сбили. Теперь, медленно отступая, он бился пешим. Его кольчуга и латы были пробиты во многих местах, из раны над правой бровью текла кровь, а он, орудуя мечом, все рубил и рубил, словно его руки, покрытые синяками и ссадинами, были железными и не знали усталости. Увидев князя, Васюк крикнул:

— Эй, ребята, ближе к князю подавайтесь! Вишь, на него басурмане наседают!

В этот момент Гридя упал, и через него шагнул ордынец. «Ну и хитер парень», — подумал Васюк с восхищением и ловким ударом меча вышиб саблю из рук врага. Он ждал знакомого «гох», легкого шипящего свиста шестопера и глухого хруста рассекаемой кости. Но на этот раз ничего подобного не произошло. В грудь Гриди глубоко вошел обломок копья. Он умер сразу, сжав в посиневших руках окровавленный шестопер.