Михаил Соловьев - У Дона Великого

— Какой леший там в трубу дудит!

— Эх, наказал бог народ, наслал воевод!

Ахмат, находившийся в полку Правой руки, скакал во время боя почти рядом с ростовским князем. Но во время отбоя он не повернул назад, а помчался вместе с отступающими ордынцами в стан Мамаевых войск.

Мамай остался недоволен. Кулькан не оправдал его надежд: правый полк русских не был ни разбит, ни завлечен в ловушку. Эта неудача была первым недобрым знаком. Но Мамаем уже овладел азарт игрока. Он тут же приказал двинуть свой куль и барунгар.

В бой теперь были брошены главные силы обеих сторон. Началась решающая фаза сражения.

олк Левой руки отступал.

Воины Засадного полка видели, как тысячи всадников барунгара с неистовым ревом и гиканьем, с засученными рукавами и поднятыми вверх обнаженными саблями, сверкавшими на солнце словно серебристые ленты, промчались, подобные демонам, мимо Зеленой дубравы и устремились на полк Левой руки.

Натиск был столь велик, что первые ряды полка были сразу же изрублены и потоптаны лошадьми. Князь Федор Романович белозерский погиб в первой, самой жестокой схватке. Но его сыновья Иван и Мстислав сплотили вокруг себя ратников, и полк нашел силы несколько сдержать напор врагов. Но ордынцев было больше, они все дальше теснили храбрецов, и после того, как были убиты оба молодых князя белозерских, полк начал пятиться, обнажая левый край Большого полка.

Всем, кто находился в Засадном полку внизу, невозможно было следить за ходом боя из-за кустарников, густо разросшихся в верховье речки Смолки. Но Ереме сверху все было видно: и как столкнулись в страшной схватке ордынский куль и Большой полк, и как от всадников, теснивших полк Левой руки, отделилась часть и ударила в обнажившийся бок Большого полка, а другая, меньшая часть устремилась к переправам. Там врагов встретили воины Родиона Ржевского и стойко отбивали их напор. Боль и досада терзали Ерему, и он проговорил будто самому себе, но достаточно громко:

— Так и сохнуть нам тут до самого вечера.

— Я сказал тебе: нишкни, сукин сын! Вот стяну с дерева и зарублю, как котенка!

Боброк прошипел это таким тоном, что Ерема немедленно прикусил язык.

Роптали от нетерпения и ратники князя Дмитрия Ольгердовича, стоявшие в запасе позади полка Левой руки. Они видели, что творится впереди, и те же гнев и жалость сжимали их сердца. Ордынцы уже прорвались через заграждения из повозок и теперь рубили, кололи, топтали лошадьми русских ратников, оттесняя их от переправ и от Дона. Оттуда, из этой мясорубки, бежали легко раненные, торопливо, оставляя за собой кровавые следы, ползли те, кто не мог идти. Но были и такие ополченцы, которые обезумели от ужаса и бежали сами не зная куда, бросая оружие.

— Спасайся, робя, всех порубают поганые!..

Князь Дмитрий Ольгердович сразу оценил нависшую опасность: страх может охватить всех воинов и тогда, он по опыту знал, их уже ничем не остановишь и не удержишь на поле боя. Нужны были крутые меры. Он схватил за шиворот одного из беглецов и сильно встряхнул его.

— Чего едало разинул, собачья морда? Куда девал меч?

Ратник трясся всем телом.

— Все кинул, дай боже душу унести…

— Душа при тебе останется, паршивая тварь! — со злобой крикнул князь и, выхватив меч, снес ратнику голову.

— Трус, как басурман, все едино враг! — Затем он высоко поднял меч и повернулся к своим воинам. — За мной, братья! Трусам — смерть, храбрым — вечная слава! За мной!

Ратники ринулись вперед, вслед за князем, по пути заворачивая бегущих воинов полка Левой руки. Русские с такой яростью набросились на врагов, что потеснили их до самых повозок. Тут и установилась на время линия боевых стычек: повозки захватывали то одни, то другие. Но силы были неравны, и ордынцы вновь начали побеждать, пытаясь загнать ольгердовские рати к топким берегам Непрядвы.

Наблюдая с Красного холма за ходом битвы, Мамай увидел: ее стремительность несколько замедлилась на левом крае русских войск. Он махнул рукой, и к нему сразу же подбежал один из темников.

— Узбек, возьми три тысячи всадников и скачи вон туда, к переправам. Там Тургай никак не может их захватить. Так захвати их ты. Затем добей до конца левый край русов и ударь вместе с Тургаем в бок их главному полку. Загоняйте московитов в угол между Непрядвой и Дубняком. Там мы их и прикончим. Скачи и привези мне победу!

Узбек низко поклонился хану, приложив руку к груди. И вскоре эти три тысячи с гиканьем пронеслись мимо Зеленой дубравы. Одновременно были приведены в порядок после отступления воины джунгара, и во главе с новым темником они начали наступать на полк Правой руки. Там тоже разгорелась сеча.

Теперь сражение шло по всей ширине Куликова поля.

Но вот из многих ордынских глоток вырвались торжествующие крики: переправы через Дон были захвачены, отступать русским теперь было некуда. Эти крики услышали даже в Зеленой дубраве.

Князь Владимир Андреевич стоял на спине лошади и видел своими глазами: все ратники Ржевского были порублены и на мостах уже хозяйничали вражеские воины. Он соскочил с лошади и подошел к Боброку. Крепко, до боли сжимая рукоять меча, он глухо произнес:

— Пора, Дмитрий Михалыч. Вишь, уже переправы захватили…

— Рано, княже. Поспешим — все погубим.

Боброк только что вернулся с южной окраины Зеленой дубравы. Там воин, сидевший на дереве, да и он сам увидели: за Красным холмом еще стояли свежие, не участвовавшие в бою тысячи ордынских всадников. Сколько их было? Воин на дереве прикинул — пять или шесть тысяч. Мамай держал их для завершающего удара. Думая о них, Боброк еще раз подтвердил:

— Рано, княже! У Мамая в запасе еще есть войска. Подождем!

Владимир Андреевич закусил губу и отошел в сторону. Он уже несколько раз предлагал выступить, но Боброк бубнил свое: «Рано, княже».

— Сия старая ворона будет каркать «рано» до той поры, пока мы с ним вдвоем останемся в живых, — прошептал он раздраженно. Ему уже не хватало ни выдержки, ни терпения.

Ратники были подавлены еще больше: они решили, что теперь уже все потеряно. Некоторые из них даже думали, что Боброк подручник Мамая.

Мурза Джанибек, главный темник куля, был уже немолодым воином, побывавшим во многих походах. Но он жаждал новой славы, мечтая изрубить в куски великокняжеский стяг, а главное — захватить в плен самого великого князя, которым являлся, по его мысли, всадник в красном плаще, то и дело опускавший меч на головы ордынских воинов. Джанибек помнил наставление Мамая:

— Подрубишь у русов знамя — уже половина победы, а захватишь или посечешь московского князя — хвала навечно тебе и всему твоему роду.