Михаил Соловьев - У Дона Великого

Когда Васюк и Юрка уже почти пробились к князю, Юрка вдруг привалился к спине Васюка и медленно сполз на землю: наскочившего ордынца он ударил мечом по шее, но тот успел-таки воткнуть свою саблю в Юркино горло.

Теперь Васюк и князь остались вдвоем, почти отрезанные от своих. С бешеным упорством, перескакивая через трупы и скользя по окровавленной траве, они стали пробиваться к сломанному дереву, одиноко стоявшему среди поля. И вдруг, изловчившись, один из ордынцев со всего размаху ударил князя по шлему и вогнул его. Князь на секунду застыл на месте, выпустил меч и рухнул на землю. Васюк зарычал как зверь и зарубил сразу двух нападавших. Ордынцы отхлынули, смешались. Васюк воспользовался этим, подхватил князя под мышки и в несколько прыжков достиг дерева.

Положив князя, он решил обороняться до конца, используя дерево как прикрытие. Ордынцы наскакивали по одному, вразброд, но всякий раз кузнец оказывался по другую сторону ствола, а кто-либо из нападавших оставался с рассеченной головой. Враги отступили, ими овладел суеверный страх.

— Шайтан! Злой мангус! — закричал один из них.

Васюк вытер пот и взглянул на бледное, с плотно закрытыми глазами лицо Дмитрия Ивановича: он не подавал никаких признаков жизни.

Васюк перекрестился. Он снова притиснулся к дереву: враги приближались. В этот миг острая стрела глубоко вошла ему в спину. Кузнец охнул и упал прямо на князя. Над головой его сверкнула сабля. В глаза Васюку брызнули огоньки: красные, зеленые, оранжевые. Дерево и вся земля в последний раз проплыли перед ним вверх ногами, а затем все сразу провалилось в бездонную тьму…

Ерема, которому с дерева как на ладони было видно все поле сражения, то мял свою шапчонку в руках, то нахлобучивал ее на голову. Он видел, что Передовой полк разбит. Его разрозненные кучки частью затерялись в массе ордынских воинов, частью отступали назад, к Большому полку. А этот полк продолжал стоять на месте, и над ним по-прежнему гордо реял великокняжеский стяг.

Ерема не выдержал и крикнул вниз, чуть не плача:

— Княже! Воевода! Отчего ж Большой полк не трогается?

— Не твоего ума дело! — грозно зыркнул на него Боброк. — Знай себе гляди!

Князь Владимир Андреевич давно уже чаще обычного теребил усы. У него не шли из головы слова великого князя при последней разлуке: «Коль погибну я в сей битве, выполни просьбу мою: загынь накрепко поганым ворота к Москве и ко всей земле русской».

— Эх, дорогой брат мой старейший, жив ли ты? — вздыхал он, вынужденный лишь издали наблюдать, как погибает Передовой полк. Все кипело в нем от гнева и великой жалости. Разумом он понимал — так надо, но душа изнывала от нестерпимой боли. И эта боль порождала мысль: а может, Большому полку все-таки нужно ринуться на защиту Передового?

Боброк видел, какие переживания одолевают Владимира Андреевича, он и сам испытывал те же чувства. Но тем более старался быть спокойным и не столько для себя, сколько для князя хмуро проговорил:

— Передовому полку одна судьба: измотать врага подоле и сгинуть. А Большому всю битву вершить надобно!

Воеводы Большого полка — Тимофей Вельяминов, князь Глеб брянский, Бренк, сидевший на лошади в красном великокняжеском плаще под распущенным стягом, — тоже видели мучительную кончину Передового полка, знали, что великий князь подвергается смертельной опасности. Но, помня его строгий наказ, не трогались с места. Да они и сами понимали: двинуть Большой полк на помощь воинам Передового означало оторвать его края от естественных прикрытий и подставить их под удар вражеской конницы. И это тем более было опасно: с Передовым полком дрался только манглай ордынского войска, а главные силы — они это видели — оставались еще почти не тронутыми. Поэтому воеводы неподвижно сидели на лошадях, как будто не слыша ропота рядовых ратников за своими спинами.

Мамай действительно рассчитывал на подобную оплошность русских военачальников, а когда этого не произошло, он подозвал своего любимца, молодого нойона Кулькана, назначенного темником всего джунгара [36] Д ж у н г а р — левое крыло ордынской конницы. . Хан залюбовался выхоленной черной бородкой, стройным станом и выправкой Кулькана. Указывая плетью вперед, он сказал:

— Ударь-ка своими конными батырами по их правому полку. Собьешь его, заходи в бок их основному полку, я сразу же дам тебе подмогу. Если не собьешь, то заманивай русских конников подальше за собой, мы их тут отсечем и прикончим. Да поможет тебе великий Сульдэ!

Кулькан весь загорелся от восторга: он жаждал победы и славы. С низким поклоном он поцеловал край чапана Мамая, отступил на несколько шагов, приложив руку к груди, и только потом повернулся, сбежал с холма и, вскочив на коня, дал знак своим воинам.

Эта атака была обманной. Она имела целью отвлечь сюда силы русских, с тем чтобы потом нанести главный удар, а именно: всей мощью куля [37] К у л ь — основные силы, центр ордынских, в основном пеших войск. навалиться на Большой полк и тысячами барунгара [38] Б а р у н г а р — правое крыло ордынской конницы. разбить полк Левой руки и прорваться к переправам.

У оврага Нижний Дубняк закипел бой. Дружинники полка Правой руки во главе с князьями ростовским и стародубским с такой яростью обрушились на врагов, что после короткой, но жестокой схватки те отхлынули, как волна от крутого берега. Князь ростовский столкнулся с Кульканом. От мощного взмаха княжеского харалужного меча сабля Кулькана переломилась надвое.

— Ага, теперь держись! — торжествующе закричал князь.

Кулькан бросил обломок сабли и, завернув коня, пустился наутек вслед за своими воинами. Но князь увязался за ним, быстро нагоняя темника. Кулькан пришпоривал лошадь, оглядывался на преследователя и вдруг, резко повернувшись в седле, ловко бросил аркан. Князь коротко взмахнул мечом, на лету разрубил петлю, уже готовую захлестнуться на его шее, и продолжал скакать. Лицо князя застыло в злой гримасе, а в глазах его, устремленных на богатый малиновый чапан и шелковую чалму ордынца, вспыхивали недобрые огоньки. Кулькан, охваченный ужасом, пригнулся к седлу, и тут княжеский меч рубанул его по голове и сшиб с лошади на землю. Кулькан распластался на траве и быстро засучил ногами. Пальцы его судорожно сжимали окровавленный мусор, а на прекрасном молодом лице, которое уже покрывалось мутной синевой, мелко вздрагивала черная, как смоль, бородка.

Князь, срубив ордынца, шумно вздохнул и только тут, оглянувшись вокруг, увидел, что увлекся и с частью воинов уже изрядно оторвался от Большого полка. Позади, видно по приказу князя стародубского, трубач играл отбой. Разгоряченные боем дружинники недовольно поворачивали коней, громко ворчали: