Анатолий Домбровский - Тритогенея Демокрита

— Ты невыносим, — сказал Демокрит и встал. — Вспомни историю об излечении глухого, которую я тебе рассказал. — Он подошел к открытой двери, стал смотреть вверх, на звезды. — О каких страданиях ты говоришь? Ведь не было у тебя никаких страданий, Диагор. Ты выдумал их. А болезнь твоего лица вполне излечима. Я берусь избавить тебя от морщин и желтизны за месяц, если ты будешь приходить ко мне хотя бы раз в пять дней. Согласен? — он повернулся к Диагору.

— Ну хорошо же! — ответил Диагор, закипая от злости. — Так, значит… — он поднес было кружку ко рту, но не стал пить — ударил ее оземь. — Ты отнимаешь у меня право на страдания. Ты хочешь сказать, что душа моя пуста, а на лице — глупая маска. — Он встал и подошел к Демокриту: — Но ты заблуждаешься, Демокрит. Ты думаешь, что перед тобой тот несчастный мальчишка, которого ты купил у Фарсия, чтобы блеснуть перед друзьями своей добротой… Нет, Демокрит! Ты меня не знаешь! Я сумею постоять за себя! Пропусти! — он толкнул загородившего ему дорогу Демокрита плечом. — Пропусти!

— Успокойся, — сказал Демокрит, беря Диагора за плечи. — Мы не допили вино.

— Мне противно пить в твоем доме, — ответил Диагор.

— Мы не закончили наш разговор.

— Мне противно говорить с тобой! — Губы Диагора дрожали, он поводил плечами, словно хотел вырваться, выставлял вперед подбородок, шумно дышал.

— И все же я прошу тебя, — ласково заговорил Демокрит. — Перестань злиться. Я не хотел тебя обидеть. Но ты такой вспыльчивый. Прости меня, Диагор, — он погладил его ладонью по голове. — Ну? Прости.

Диагор оттолкнул его руку но не слишком решительно. Демокрит снова коснулся ладонью его волос, потом обнял, прижал к груди.

— Раздавишь, — проговорил Диагор и нервно засмеялся: злость угасла в нем, побежденная лаской Демокрита. Но ему не хотелось, чтобы Демокрит увидел это, он еще какое-то время говорил резко, но все же подчинился Демокриту, опустился перед скатертью, на которой стоял кувшин с вином и лежали куски сыра.

— Клита! — позвал Демокрит.

Клита в то же мгновение появилась в дверях, будто засветилась в темноте.

— Кружку Диагору. Он разбил свою, уронив…

Клита принесла новую кружку. И пока подавала ее Демокриту, успела сообщить, что слуги Диагора насытились и храпят в соседней комнате, что в колодце поет лягушка, что приходил какой-то человек, но, увидев ее, Клиту, пустился наутек.

— Должно быть, тот, который ночевал здесь раньше, бродяга, — предположила Клита. Она сказала также, что Алкибия сидит на ограде, смотрит на звезды и улыбается от счастья…

— Хорошо, Клита. Мы еще не окончили разговор, — остановил ее Демокрит. — Я позову тебя потом, когда понадобишься…

— Где сидит Алкибия? — спросил Диагор, когда Клита ушла.

— На ограде, — ответил Демокрит.

— Почему?

Демокрит пожал плечами, налил в кружку вина, протянул ее Диагору, сказал:

— Не будем больше ссориться. От ссоры болит сердце. Я знаю, отчего так бывает: в сердце скапливается много беспокойных мыслей, они бьются в нем, как дрозды в силках, разрывают его… Не будем больше ссориться, — он поднял свою кружку с вином. — Никогда.

— Никогда! — согласился Диагор.

Потом они молча ели сыр и посмеивались, бросая друг на друга дружелюбные взгляды.

— Да, — сказал Диагор, — продолжим все-таки наш разговор. Я благодарил тебя за мысль о том, как лучше распорядиться деньгами. Надеюсь, Демокрит, что свой мудрый совет ты подкрепишь делом. Ведь добрый совет, не подкрепленный добрым делом, — пустая болтовня. Не так ли?

— Клита! — громко позвал Демокрит. — Иди к нам, Клита!

— Зачем? — удивился Диагор. — Не нужна нам Клита!

— Нужна!

Клита пришла и села у порога.

— Теперь говори, — сказал Демокрит Диагору. — Клита нам не помешает. Тем более, что разговор касается и ее.

— Я еще ничего не сказал, — снова насупился Диагор.

— А ты скажи.

— Да? Ну хорошо, — Диагор снова шумно задышал. — Ну хорошо! Посмотрим, чего стоят твои добрые советы, Демокрит! Посмотрим!

— Посмотрим! — согласился Демокрит, стараясь быть спокойным.

— Так вот, — Диагор обратился к Клите. — Твой хозяин не хочет, чтобы я вернул ему деньги, которые он отдал Фарсию, выкупив меня…

— У нас нет денег, — ответила Клита, — но если Демокрит не хочет принять от тебя деньги, значит, на то есть причина…

— Да! Есть причина! — закричал Диагор. — Он слишком печется о своей славе! Он готов ее покупать за любые деньги!

— Замолчи! — потребовал Демокрит, жалея уже о том, что не дал Диагору уйти.

— Нет! Ведь я еще не все сказал. И вот твой хозяин, — снова обратился к Клите Диагор, — посоветовал мне истратить предложенные ему деньги так: купить раба и дать ему свободу! Поступить так, как некогда поступил он.

— Хороший совет, — сказала Клита, — Но если доброе дело делается со зла, у него будет плохой конец. Так говорят.

— Кто говорит?

— Я слышала, — ответила Клита.

— Ладно, — махнул рукой Диагор. — Я решил воспользоваться советом твоего хозяина. И прошу его быть добрым до конца. А теперь слушайте. — Диагор встал. — Теперь слушайте, что я скажу, — произнес он торжественно. — Я прошу тебя, Демокрит, продать мне Алкибию, и клянусь, что в тот же миг, когда ты возьмешь деньги — ты все-таки возьмешь их! — засмеялся он, — в тот же миг я отпущу ее на свободу. Уродство даст свободу божественной красоте. Ты помнишь, что я это сказал. Теперь ты понимаешь, о чем я сказал. Ну? Отвечай!

Демокрит опустил голову, вздохнул. Потом налил в свою кружку вина, отхлебнул и сказал, глядя на няньку:

— Клита не даст мне соврать. Ты опоздал, Диагор. Я не смогу продать тебе Алкибию. Клита, скажи, почему я не могу это сделать.

— Алкибия свободна, — ответила Клита. — Она свободна, Диагор. Демокрит дал ей свободу. Сегодня. А ты знаешь, что свободных людей не продают.

Диагор встал и пошел к двери. Демокрит хотел его удержать, но тот оттолкнул его и закричал, теряя голос:

— Ненавижу! Ненавижу!

Прибежавшие на крик слуги взяли Диагора под руки и повели к калитке.

— Останови их, — сказала Демокриту Клита.

— Я устал, — ответил Демокрит. — Какая разорванная и слабая душа…

Алкибия, услышав громкие голоса, соскочила с ограды и направилась к дому.

— Спать пора, — сказала ей Клита.

— Ты не можешь мне приказывать, — ответила Алкибия, обнимая Клиту. — Ты не имеешь права приказывать свободной Алкибии…

— А вот я тебя! — Клита отпустила Алкибии шлепок. — Поговори мне еще…

Демокрит, видевший эту сцену, улыбнулся и подумал, что Алкибия — еще совсем ребенок и не знает, как воспользоваться свободой. Человек должен созреть для свободы… Да, да, он назовет ее своей дочерью. Свободная, она будет связана с ним на всю жизнь прочными и нежными узами родства. Но пусть и ее сердце созреет для такого решения…