Октав Фере - Четыре фрейлины двора Людовика XIV

Проходя по парку, можно было встретить три большие резервуара, занимающее около пяти десятин и снабженные машиной».

Людовик XIV, руководимый по очереди Мансардом, воздвигнувшим все постройки, и Дюрюзе, разбившим сады, радостно наслаждался восторгами девицы Фонтанж и обещал ей, поскольку это жилище ей так нравилось, его часто посещать и даже тут поместиться.

Это было для неё ещё одним успехом, так как для того, чтоб хорошенько определить тот восторг, под влиянием которого он так действовал, он решил, что Марли будет любимым местопребыванием, интимным, задушевным, имеющим исключительные преимущества.

За таковым решением последовало исполнение.

Обрядолюбивый монарх снисходительно дозволил даже немного уклониться в Марли от правил этикета, женщинам было позволено не носить парадного придворного платья; а мужчины получили право покрывать свою голову, сопровождая короля.

Из этого можно видеть с какой заботой выбирали сюда избранных и приглашенных, и как их было мало.

Одно из преимуществ, которого с тех пор более всего добивались, это чтоб сказать: «Я принадлежу к Марли его величества».

День был великолепный во всех отношениях; Купидон, мифологические образы которого, не щадя, воспроизвели во всех удаленных и тенистых местах, вероятно, сам присутствовал на этом празднике.

Г-жа Монтеспан нисколько не поддавалась и представляла зрелище, быть может, даже беспримерное, именно фаворитки, лишенной милости после долгого владения ею. Она упорно оставалась при дворе, упорно защищалась, не покидая ни одного из своих преимуществ и выказывая или требуя себе всё значение превосходства своего чина над соперницей, её низложившей.

Она присутствовала при этом празднике, и хотя держалась в отдалении, как и в той большой охоте, про которую мы прежде рассказали, она отчасти всё-таки мешала слишком продолжительным свиданьям короля наедине с новой фавориткой.

Случай, свойственный только любви первой молодости, ознаменовал однако небольшую быструю прогулку, которой король успел воспользоваться под ручку с своей новой победой.

Увидав распустившуюся маргаритку на куртине, он живо нагнулся, сорвал её и, подавая её Марии, сказал:

– Из любви ко мне, оборвите с неё листочки.

Она её взяла и, улыбаясь, отвечала:

– А если обманщица пожелает утверждать, что я вас не люблю?

– Я их тогда велю всех до последней вырвать из этих цветников, посвященных вам.

– Тогда я рискну.

Она начала известную игру, с восхитительной грацией, свойственной лишь её девятнадцатилетней молодости:

– Я люблю тебя… немного…

Все это было на самом деле, мы ничего не прибавляем!

Людовик XIV слушал её и смотрел со вниманием гимназиста, находящегося на свидании с какой-нибудь хорошенькой пансионеркой, отпущенной на каникулы.

– Ну, кончайте, сказал он.

Миниатюрные пальчики сорвали новый лепесток.

– Много… произнесла Мария.

– Дальше… дальше!..

Таким образом дошли до конца со словом:

– Страстно.

Король, схватив маленькие ручки, ещё державшие стебель цветка, стал их покрывать поцелуями.

После чего, срывая вторую маргаритку, он вдел её в свою петлицу и в продолжение некоторого времени ходил, украшенный этим цветком. Ле-Нотр получил приказание наполнить ими сады его величества и всегда иметь их в теплицах.

Но природные маргаритки – это вещь очень непостоянная. А чтоб освятить это пророчество, любезный государь послал через несколько дней после этого девице Фонтанж художественной работы сундучок, весьма дорогой, заключавший в себе парюру, которую он её просил в любезной записочке, надеть на ближайший праздник; парюра эта состояла из бриллиантовых маргариток.

Как видно, игра эта осталась не без интереса.

Маргаритки тотчас сделались модным цветком, и как все дамы стали носить одни только фонтанж, а также и придворные надевали бриллиантовые маргаририты, подражая парюре фаворитки.

Вернёмся опять к празднику в Марли: король решил, что он будет полным празднеством, и что он сам откроет с нынешнего дня свои частные покои, ночуя в новом дворце.

Отсутствие королевы, принужденное отдаление г-жи Монтеспан, особенный выбор принимаемых членов давали более простору его любезным желаниям.

Знаменитый Пекур объявил, что поклон, которому он должен был обучить девицу Фонтанж, был уже ею вполне изучен; тогда велели пригласить двадцать четыре скрипки, чтоб заодно составить и концерт, и танцы.

Людовик XIV весь сиял в драгоценных камнях, кружевах, перьях, а в особенности блестел своим хорошим расположением духа.

Девица Фонтанж была избрана танцевать против его величества, который сам пригласил свою двоюродную сестру, Mademoiselle де-Монпансье [9] Анна Мария Луиза Орлеанская (Anne Marie Louise d'Orléans de Montpensier, 1627–1693) – французская принцесса королевской крови, герцогиня де Монпансье. Приходилась племянницей Людовику XIII. Также известна как «великая мадемуазель», активная участница Фронды, автор известных «Мемуаров». Ее жених, граф Лозен в описываемое время находился в тюрьме по обвинению в заговоре. . Принцесса была очень смущена, так как ей надо было просить о монаршей пощаде, о возвращении Лозена, лишенного всё ещё милостей, и в которого она была искренно влюблена. Хорошее расположение духа и улыбки её именитого кавалера придали ей смелость, но все таки не совсем укрепили её в уверенности достичь желаемого. Король, видя её в таком смущении, сказал ей, приглашая её танцевать:

– Пойдемте, кузина, это в знак уважения к той особе, которая вам нравится.

Она едва не упала в обморок от радости, но, призывая на помощь в это важное мгновение всю свою храбрость, она ответила:

– Я хорошо вижу, что вам необходима жертва, сегодня моя очередь, я жертвую собой и прошу всех дам извинить мне мою неловкость, но я не умею ни в чем отказывать ни моему королю, ни тому имени, которое он только что произнес.

Принцесса чудесно вывернулась из кадрили, несмотря на всё своё смущение.

Девица Фонтанж, которая танцевала визави с королем, была в гораздо большем смущении. Она поскользнулась, от чего её прическа пострадала так же, как на последней охоте.

Окончательно, Марли сердился на эти густые длинные белокурые волосы. Косы и жемчуг развязались, но всё это было в один миг снова подобрано лентой огненного цвета, которую король носил в петлице и которую он вырвал, чтоб предложить своей любимой султанше.

Девица де-Монпансье не побоялась служить на этот раз камер-фрейлиной новой фаворитке.

По какому-то чуду кокетства, исправленный беспорядок и на этот раз произвел прическу ещё более изящнее, чем первую.

Людовик XIV, очарованный её преобразованием и не менее того самоотвержением своей двоюродной сестры, подошел к последней и сказал вполголоса: