Октав Фере - Четыре фрейлины двора Людовика XIV

С последнего своего свидания с Пьером Кольфа, маркиза не сомневалась, что обладатель материального доказательства её посещения лаборатории отравителя квартала св. Якова был Ален де-Кётлогон, к которому цыган питал безграничную преданность. Можно понять, до какой степени эта уверенность усилила её ненависть к этому благородному молодому человеку, которого она не могла присоединить к своим дурным намерениям.

Одно утро, шпион, который привел ей Кольфа, вошел рано утром к ней, в Кланьи.

– На этот раз, г-жа маркиза, – сказал он ей, – я уверен, что имею в руках как раз того человека, которого нам нужно.

– Берегитесь, – сказала она, – не введите меня в повтор дела в Дюнкерке.

– О! я отвечаю за свою личность. Не каждый же день имеют несчастье нападать на совестливых негодяев; этот последний даже не подозревает ничего.

– Он знает в чем дело?

– Негодяй всё понял с первого слова.

– Я желаю, чтобы всё сосредоточилось между вами и им; не желаю больше иметь дела лично с ними.

– Лишь бы ему заплатили, он не заботится знать для кого он действует; этот негодяй такой философ, каких только можно найти на свете.

– Берегитесь, восторг – плохой советчик; заблуждаются, чересчур веруя, равно как в добродетель святого, так и в порочность убийцы.

– Почему, госпожа маркиза должна быть уверена, что я не выдал себя.

– Почему-то я думаю, что он будет дорого стоить.

– Конечно; он понимает, чего он стоит и ценит себя дороже.

– Это лишнее, ему заплатят.

– Он, впрочем, подвергает себя опасности. Принадлежа к товариществу бродяг, он должен придумать средство отказаться от их общества, избегнуть их наблюдений, чтобы действовать одному и совершенно поступить к нам в распоряжения.

– Тут, может быть, есть опасность.

– Для него, может быть; но не для нас. Эти разбойники имеют свои законы, которых они не могут нарушить безнаказанно. Тот, кто дурно поступает против их товарищества, немедленно будет осуждён, это непримиримое дело. Мой человек надеется этого избегнуть. Это его касается. Этот негодяй так любит деньги, что он двадцать раз рисковал быть повешенным менее чем за талер.

– Кончено, вы ему щедро заплатите, с одним условием, чтоб он был в вашем распоряжении. С этой минуты вы будете искать случая употребить его как можно скорее, и главное с пользой.

– Я уже имею на счет этого несколько идей, которые я буду иметь честь предложить госпоже маркизе.

– Сегодня поздно начинать разговор об этом, – сказала она. – Приходите завтра, пораньше, мы обсудим ваши планы, и я сообщу вам свои.

Она вынула из ящика кошелёк, полный золота, и, положив на столик, не унизившись отдать его из своих рук в руки своего агента, прибавила:

– Договоритесь с этим человеком.

Разговор прекратился.

Не взглянув на своего сообщника, который кланялся ей до земли, удаляясь задом, она повернулась к нему спиной, села к письменному столу и написала следующую записку:

«Г-н де-Савой приезжает завтра в Версаль; он будет иметь честь быть представленным девице де-Бовё от имени своего семейства. Все хотят этого брака. В интересах девицы де-Бовё надеюсь, что она любезно примет знаменитого кавалера, который просит её руку».

Фрейлина уже получила это требование, когда, вечером, она встретилась с обер-гофмейстериной у королевы, которой доктора прописали развлечения, но которой едва доставало сил сидеть в кресле и принимать почести окружающих.

– Mademoiselle, – сказала маркиза, – вы получили мой совет. Надеюсь, что вы согласуетесь с ним.

– К чему это насилие, madame? – ответила живо и энергичным тоном молодая девушка. – Вы знаете мое решение, ничто не заставить меня изменить его.

Злая, хорошо нам знакомая, улыбка пробежала по лицу Монтеспан.

– Я могла, – сказала она, – по просьбе вашего семейства, заинтересовать madame этим браком, которому не одна принцесса позавидует, и это у неё будет представление.

– И вы надеетесь, что я там буду?…

– Надеюсь.

– Лучше покинуть двор, чтоб похоронить себя в монастыре…

– Или чтоб бежать с любовником!

– Madame!..

– Берегитесь, за нами наблюдают.

– Что мне до того, разве вы меня вынуждаете?

– Приходите завтра, в двенадцать часов, ко мне в Кланьи, мы там докончим этот любезный разговор, который неудобно продолжать тут.

И самым любезным наклоном головы маркиза простилась с фрейдиной, чтобы, улыбаясь, присоединиться к группе, окружающей королеву.

Г-жа Кавой, которая следила за этой сценой, разговаривая с некоторыми дамами, подошла к своей любимице, как только она осталась одна.

– Что произошло, дорогая Урания? – спросила она ее. – Вы взволнованы?!

– Есть чем, эта злая женщина преследует свои намерения с дерзостью, которая приводит меня в смертельный страх.

В нескольких словах она рассказала ей свое положение.

Фрейлина подумала несколько минут и сказала тоном, выражавшим её опасение:

– Конечно, это важно; я тоже опасаюсь таинственного заговора, какой она знает устраивать, как доказано, она устроила такой против нашей бедной Лавальер. Очевидно, она привлекала на свою сторону madame и вероятно королеву; но, может быть, есть средство, я вижу там герцогиню де-Фонтанж, которая тоже не из числа её друзей, если обратимся мы к ней…

– Вы и в самом деле так думаете?!

– Почему нет?

– Но, дорогой и добрый друг, кроме того, что это усилит ненависть маркизы, герцогиню последнюю надо просить; подумайте, надо просить покровительствовать моему союзу с человеком, которому она изменила и которого она ещё любит!..

– Это правда; надо придумать что-нибудь другое!..

Согласитесь, придумать что-либо новое было не легко; почему на другой день, бедная Урания пошла к обер-гофмейстерине, не придумав ничего, одна и без другой защиты, кроме своего решения и любви.

На этот раз комедиантка переменила лицо и тактику. Она приняла ласковый тон и едва ли не бросилась на шею своей посетительницы. Она была в пеньюаре, в позе больной; лице её носило следы, если не слёз, то – бессонной ночи.

– Подойдите, – сказала она, указывая благосклонным жестом на табурет, стоявший вблизи её кресла. – Я вас ждала с нетерпением… – Садитесь же, – прибавила она, замечая нерешительность фрейлины.

Последняя медленно присела на кончик стула и молчала.

– Я всю ночь не спала, – продолжала маркиза; – и вы тому причиной.

– Я, madame?…

– Да, вы, неблагодарное дитя.

Горькая улыбка скользнула по бледным губам молодой девушки. Это был единственный её ответ.

– Я знаю, вы никогда не верили в искренность моих чувств к вам. Вы никогда их не ценили. Всё-таки я была и есть ваш друг. О! вы сомневаетесь еще! тогда даже, когда я только думаю устроить ваше состояние, спасти вас от опасности!.. Вы полагаете, что мне ничего не стоило принимать этот холодный вид с вами; отсоветовать вам брак, который я прежде одобряла? Бедное дитя, вы неопытны. Вы ничего не понимаете в жизни; живя при дворе, вы не знаете первого условия обыкновенной жизни… Вам кажется, что достаточно любви, чтоб обвенчаться, и всё кончено. Увы! отчего это не может быть? Но это не так бывает и, если бы я вас допустила до этого замужества, вместо того, которое устроило ваше семейство, я составила бы ваше несчастье.