Саймон Скэрроу - День цезарей

Сенатор выслушал все это, кивнул с угрюмым согласием.

– Ладно, поверю. Но чтобы тысяча денариев… Ни один солдат такого не стоит. – Он опасливо покосился на Катона с Макроном. – Извините, не хотел вас задеть.

– Да ничего, – успокоил центурион. – Ты политикан, вы легко покупаетесь и продаетесь. А вот преданность солдата покупается кровью. Хотя тебе этого не понять.

– Ну опять ты, Макрон, со своей прямотой суждений, – уныло вздохнул Нарцисс. – Если б ты был прав… Но увы, многих из твоих товарищей действительно можно купить за деньги. Просто преторианцы обходятся дороже, вот и вся разница между ними и твоими драгоценными легионерами. Ты вот спроси своего друга.

Катон все это время молчал. Занятый мыслями о Луции и свалившейся на голову опасности, он словно замер в самом себе.

– Надо обыграть это со всех углов, – наконец собравшись, отреагировал префект. – Верность разом и зарабатывается, и покупается. Но деньги способны довести дело лишь до определенного порога. А для того, чтобы действительно завершить его, довести до конца, нужны такие, как мы с Макроном. Хотя Нарцисс прав. Замысел пора приводить в действие. Нерон и его сторонники ведут себя все более дерзко, а значит, жизнь Британника висит на волоске. Нужно действовать как можно скорее.

– А то, что твой сын при этом в руках у Палласа, это ничего? – уколол вопросом Сульпиций.

Катон повернулся к нему.

– Для меня здесь все нераздельно связано. Наши цели совпадают, и за это вы должны быть благодарны. Вновь увидеть Луция у меня получится лишь в том случае, если заговор удастся и Паллас окажется свергнут вместе с Нероном. В остальном интерес к республике для меня преходящий. Дальше уже дело ваше и ваших друзей. Лично я в Риме оставаться не планирую. Мне бы обосноваться где-нибудь на природе и растить там моего сынишку. Или вернусь в армию. А кто там будет после Нерона, меня, по сути, не волнует. Участвовать во власти я не собираюсь.

– Новоявленный Цинциннат [43] Цинциннат – патриций, консул (460 г. до н. э.); считался одним из героев ранних годов Римской республики, образцом добродетели и простоты. , – усмехнулся Сульпиций. – О, как мне по душе скромные герои, что спасают Рим, а затем тихо передают власть и уходят в частную жизнь…

Домиция бдительно хлопнула в ладоши.

– Хватит, Сульпиций. Не важно, что движет Катоном; мы благодарны ему уже за то, что он на нашей стороне.

– Как знаете… – Сенатор с докучливым вздохом почесал себе брылы.

– Ну, вот и определились. Нарцисс пошлет Пастину указание о срочном выходе его легиона в Рим. Мы ударим в тот момент, как легион будет готов войти в город. Префект Катон предстанет перед своими людьми на утреннем параде и призовет их выступить на стороне Британника, а заодно объявит об обещанной принцепсом награде. Встав на нашу сторону, преторианцы вместе с легионерами пойдут на дворец и здание сената. Когда Нерон со своими приспешниками окажется низложен, преторианцы с поддержкой сенаторов провозгласят императором Британника. И победа будет за нами.

– Ну а если Катон не убедит преторианцев и даже посулы не помогут? – спросил Макрон.

– Тогда надежда на одних легионеров.

Сульпиций сморщился, словно надкусив лимон:

– Даже если это приведет к столкновению с гвардией?

– Даже если, – ответил ему Нарцисс. – Избежать кровопролития удается не всегда. Фокус в том, как свести его к минимуму.

Он огляделся, убеждаясь, что детали замысла слышали и усвоили все.

– Тогда обсуждение на сегодня исчерпано. Встретимся снова, когда к городу подойдет Пастин. Тогда же, перед тем как действовать, согласуем последние приготовления. Всем все понятно?

Все выразили согласие – кто голосом, кто кивком.

– Ну что ж, тогда можно расходиться.

Нарцисс потянулся к чаше с оливами, а Домиция начала провожать гостей из зала и располагать у задних дверей; выходить на улицу надлежало парами и тройками, с промежутками во времени. Сенатор Семпроний подался к Макрону:

– Центурион, ты еще задержишься?

– На минутку, господин сенатор. Мне надо переговорить с префектом.

– Хорошо. Я сообщу няне.

Центурион кивнул в знак согласия. Проводив взглядом идущую к выходу стайку заговорщиков, он покачал головой.

– Что-то мне эти людишки не внушают доверия.

– Народ они неплохой, – сказал Нарцисс. – Верят в наше дело и для его успеха отдадут все.

Катон, поглядев на него, скептически хмыкнул.

– Хороший? С каких это пор ты начал себя увязывать с хорошими людьми и благородными делами?

Нарцисс сделал обиженное лицо.

– Я всегда поступал во благо Рима. Хотя на этом пути мне иногда и приходилось переходить из фракции во фракцию. Такова суть политики.

– Ты хотел сказать, склонность заботиться лишь о себе, любимом? Я подозреваю, твое перепрыгивание из одного лагеря в другой связано с потерей влияния при дворце и попыткой восстановить свое положение. Когда – точнее, если – Британник станет императором, то ты, очевидно, вновь займешь место императорского секретаря?

– Юному императору, безусловно, понадобятся советы опытных и умудренных. И если меня назначат, я сочту за честь принять этот пост.

– Еще бы…

– Ты и сам, Катон, служишь общему делу не из возвышенных принципов. А с целью спасти своего сына. Поэтому давай не будем осуждать мотивы друг друга. Если я восстановлю свое положение, да еще и приумножу богатство, ты спасешь сына и возвратишься к воинской службе, а Рим вновь станет республикой, то все мы выиграем. Так что же в этом плохого?

– Плохого, говоришь? – вклинился Макрон. – А того, что ты все же извернулся и остался жив. Лучше б ты умер.

– Хм… Тогда кто возглавил бы и направлял усилия заговорщиков, к которым ты испытываешь так мало доверия? Факт заключается в том, что мы друг для друга незаменимы. Все трое. Я – мозг, а вы – конечности. Мы нуждаемся друг в друге. Особенно если Катон хочет снова увидеться со своим сыном. Если ты не желаешь бороться за дело, то борись хотя бы за это.

– Дело? – презрительно фыркнул Макрон. – Да вы лишь кучка паршивых шакалов, что грызутся в старом дерюжном мешке.

У Нарцисса приподнялись брови.

– Я, безусловно, недооценивал тебя, центурион. Некоторые твои фразы звучат поистине поэтично.

– Иногда меня недооценивают даже те, к кому я испытываю доверие.

– Ну хватит, Макрон, – вмешался Катон. – Все эти колкости лишены смысла и не несут пользы. К тому же он прав. Суть дела иная. Все мы действуем так или иначе исходя из собственных, шкурных интересов. Тебя это наверняка коробит не меньше, чем меня, но ничего не поделаешь. Во всяком случае, если не доказать мою невиновность. Но мы не сможем и этого, если не разыщем того Приска.