Сергей Мосияш - Одиссея батьки Махно

— Так надо протестовать, — сказал Дерменжи.

— С нашим протестом, дорогой товарищ, комиссар сходит до ветру, и только. Я посылаю в Харьков не протест, а своего начальника штаба Виктора Белаша выручать нашего товарища. И надеюсь, он выполнит поручение.

— Постараюсь, — сказал Белаш.

В комнату заглянул Лютый:

— Нестор Иванович, к телефону.

— Кто звонит?

— Чубенко из Нижнеднепровска.

— Отлично, — обрадовался Махно. — Ждите меня с новостями.

Он вернулся через четверть часа, потирая руки:

— Ну, кажется, Дыбенко умный парень. Жаль не анархист, впрочем, у него отряд из матросов, а эти к анархии весьма склонны. Он обещает нам бронепоезд, 10 тысяч винтовок, 20 пулемётов, патроны и батарею трехорудийного состава.

— Обещанного три года ждут, — скривил рот в усмешке Щусь.

— В самом деле, почему обещает, а не даёт сразу? — сказал Белаш.

— Его база отстала, где-то в пути. Прибудет в Нижнеднепровск, и Чубенко всё это получит. Послушай, Семён, что там случилось у тебя в Александровске ?

— A-а, ерунда, — отмахнулся Каретников. — Не успели мы его взять, как там уже явилась власть. Совет какой-то. Ну хлопцы разозлились: мы, мол, города берём, а они сразу за власть. Ну и разогнали этот Совет, образовали свой повстанческий ревком.

— А Совет-то был из большевиков, между прочим.

— А мы не спрашивали, дали по шеям и годи.

— Вот Дыбенко и являл недовольство Алексею этим эпизодом. Правда, весьма мягко, пожурил только. Ну оно и понятно, он без нас не сможет взять Екатеринослав. Придётся тебе, Семён, помогать Дыбенке.

— Даст патронов, отчего не помочь, — согласился Каретников.

— А я думаю, — сказал Щусь, — надо послать делегацию в Харьков к главнокомандующему, у него и просить патроны. Мы, чай, с ними одно дело делаем, метелим белых.

Предложение Щуся поддержали Марченко и Дерменжи, но Махно заметил с сарказмом:

— Чередняк тоже с ними одно дело делал. Вот Белаш поедет насчёт его, заодно и потолкует за патроны с Антоновым-Овсеенко.

Вблизи дома, где заседал штаб, грохнул взрыв, другой, третий. Задребезжали в окнах стёкла.

— Кажется, нас засекли, — сказал Махно. — Хлопцы, живо по полкам. Все гуртом наваливаемся на Гуляйполе. Феодосий, правься на Успеновку, будто бы им в обход.

Белые, оттягиваясь в сторону Макеевки, решили напоследок устроить повстанцам «баню», используя в основном артиллерию.

Махно приказал всем немедленно оставить деревню и держать направление на Гуляйполе.

— Тут всего-то 39 километров, проскочим мигом.

Теперь снаряды летели, свистя над головами наступающих махновцев, не нанося им никакого вреда, разрываясь далеко позади цепей. Не остановила повстанцев и ночь, наоборот, она давала им возможность приблизиться к противнику и навязать штыковой бой.

То там, то здесь по степи разносилось громогласное «Ура-а-а». А удар Щуся во фланг отходившим белым если и не вызвал паники, то заставил их поторапливаться.

Столь лёгкая победа повстанцев объяснялась не силой штыков и громогласным «ура», а всего лишь передислокацией белых в сторону Юзовки. Это понимали Махно и Белаш, но для гуляйпольцев махновцы всё равно явились освободителями. Женщины искренне радовались им, обнимали, целовали, плакали:

— Милые хлопцы... як же мы по вас наскучались.

И «хлопцы» чувствовали себя победителями. Ещё бы, не имея патронов, одолеть врага, небось загордишься.

Так закончился «жаркий» месяц январь 1919 года для махновцев и их «Свободной территории».

Льву Голику прибавилось работы. За недолгое пребывание белых в Гуляйполе вполне проявились их тайные и явные сторонники, спешившие выслужиться перед новой властью тем, что выдавали контрразведке повстанцев, не ушедших в отступление. Кто по болезни — свирепствовал вечный спутник войны тиф, кто по ранению или по нежеланию покинуть родственников.

Все они были повешены без всяких скидок на болезнь или многодетность.

Когда после освобождения Гуляйполя казнённых снимали со столбов для предания земле. Голик по каждому интересовался:

— Кто его выдал? — и записывал доносчика замусоленным карандашом в свою тетрадь. Никто из доносчиков не миновал левкиного подвала, пыток и сабли. А трупы их отвозили за село, на скотомогильник, и выбрасывали на съеденье одичавшим собакам и зажиревшим за войну воронам. Голик гордился своей работой и под пьяную руку хвастался: — Я тружусь для будущего. Теперь если отступим, то в Гуляйполе ни одна подлюка не тявкнет. Всех повыведу. — И хотя Голик «выводил подлюк», его и честные многие побаивались: кат.

В начале февраля вернулся из Харькова Белаш, прибыл на подаренном главнокомандующем бронепоезде «Спартак». Махно радовался такому приобретению, как ребёнок, облазил все башни, хватал ручки пулемётов, прицеливался, крутил рукоятки у пушек. Приехал с Белашом и злополучный Чередняк, освобождённый из-под ареста по личной просьбе батьки Махно. Это льстило Нестору: с ним считаются. Он тут же сказал Чередняку:

— Будешь у меня полком командовать.

— Спасибо за назначение, Нестор Иванович.

— У нас командиров не назначают, товарищ Чередняк, у нас выбирают. Но я за тебя поручусь и хлопцы выберут. Настоящие анархисты у меня в цене.

Привёз Белаш и анархистскую литературу, и не успел Махно открыть первую брошюру, как начальник штаба расстелил перед ним газету «Известия»:

— Вот прочти то, что я отчеркнул карандашом. Это про нас.

Нестор по привычке стал читать вслух, тем более что тут были все адъютанты и Марченко:

— ...Гнездом скрытого революционного брожения в дни реакции Скоропадского было Гуляйполе. Здесь с июля 1918 года начала действовать маленькая группа революционеров под начальством батьки Махно. В состав её входили левые социалисты-революционеры, анархисты, но главной силой в них, конечно, были коммунисты...

— Чего, чего? — вытаращил глаза Марченко. — Какие коммунисты?

— Что? Так и насписано? — возмутился Лепетченко.

— Так напечатано, Саша, — ответил Махно. — Вроде и похвалили в центральной газете и тут же всё приписали коммунистам. Группа маленькая, но «главной силой» были коммунисты. Хэх! Которыми там и не пахло. А ты что думаешь, Виктор Фёдорович, к чему эта брехня?

— Я полагаю, показать, что и большевики у нас «пахали», но в подтексте тебе намёк записаться в большевики.

— Ну уж дудки. Этого не дождутся. Но какие наглецы. А? Вот и верь теперь советским газетам.

— Ты посмотри, Нестор Иванович, вот брошюрку Карелина. Мне кажется, её надо по всем полкам и ротам распространить.

— А ты сколько привёз?

— Около тысячи экземпляров. Карелин популярно разоблачает роль государства с анархистских позиций.