Эрнст Мезаботт - Иезуит. Сикст V [Исторические романы]

— Мы у входа оставили лопаты, — сказал он. — Пойдем за ними.

— А если мы лопатами ничего не сделаем?

— Тогда, знаешь что? Я выстрелю из пистолета в замок, — отвечал Пикколомини. — Идем!

Полчаса спустя, бандиты вернулись с лопатами в руках и, сделав несколько шагов, вскрикнули и отступили с ужасом: сундук был открыт, но в нем ничего не было, даже самого маленького колечка; мешки с золотом также исчезли. В подземелье лежал только труп зарезанного еврея с открытыми, остекленевшими глазами, смотревшими на разбойников с какой-то злобной иронией. Злодеи, обезумев от страха, со всех ног кинулись прочь…

— Фронтино!

— Господин кавалер?

— Кажется, уже давно день! Который час?

— Уже за полдень. Синьор так хорошо спал, что я не осмелился беспокоить его.

— Ты, милый Фронтино, мне постоянно говоришь одно и тоже. Помоги мне одеться.

Лакей приступил к одеванию своего господина. В то время это дело было не из легких. Тогда мужчины носили то, что теперь носят дамы: ожерелья, браслеты, ленты, кружева и прочее. Пока будет происходить процедура одевания, познакомимся с кавалером и его жилищем. Комнаты кавалера Гербольта располагались в доме, стоящем на Frinita dei Monti, против дворца тосканского посольства. Они были убраны весьма роскошно. Владелец их принадлежал к разряду тех мужчин, которые до сорокалетнего возраста носят название прекрасных молодых людей, после сорока лет их называют красавчиками, а в старости симпатичными старичками. Черты лица Гербольта были совершенно правильны, у него был орлиный нос, бегающие черные глаза и несколько выдавшийся подбородок, что служило доказательством его еврейского происхождения. Волосы густые черные, лоб хотя и не отличался особенной красотой, но его белый цвет прекрасно оттенял падающие на него мелкие кудри. Зубы кавалера Гербольта были частые, белые, голос приятный, вообще он считался красивым молодым человеком в придворном кружке. Гербольт имел чин лейтенанта гвардии и занимал почетную должность при посольстве. Небезынтересно знать, каким образом этот, как называют французы bellatre [109] Bellatre — фат; самодовольный щеголь. добился почестей, которые получали только молодые люди аристократических фамилий. Причин тому было несколько. Прежде всего Гербольт был очень ловок, он не прочь был порой рискнуть и жизнью, но лишь в том случае, когда этот риск мог принести несомненную пользу.

На поле сражения он сумел обратить на себя внимание герцога Депернака и заручиться протекцией этого великодушного вельможи. Затем Гербольт хотя и имел множество доброжелателей, но никак не мог себе объяснить причины этого таинственного явления. Какие-то неизвестные друзья следили за ним и помогали ему во всем. Так, например, один из приближенных к королю дворян как-то проиграл на слово очень большую сумму и был в страшном затруднении, но вдруг в одно прекрасное утро, проснувшись, королевский любимец обнаружил у себя на столе именно столько денег, сколько проиграл, и около денег записку, гласившую «от Гербольта». Само собой разумеется, вырученный придворный горячо благодарил Гербольта за его великодушный поступок, хотя Гербольт утверждал, что он тут ни при чем, и что деньги послал кто-нибудь другой, подписавшись его именем. Это последнее обстоятельство было отнесено к деликатности молодого человека, и Гербольт был поставлен на недосягаемую высоту. Впоследствии Гербольт и сам убедился, что эти деньги были даны его добрым гением, но кто этот добрый гений, молодой человек и сам не знал. Какая-то невидимая рука вовремя помогала ему.

Когда гвардейский лейтенант Крокту был убит на дуэли, Гербольт не смел и помыслить занять его должность, тем не менее король Генрих III произвел его в лейтенанты гвардии и назначил на место убитого Крокту. Не желая подвергать молодого человека нападкам со стороны аристократов-военных, король приказал прикомандировать его к римскому посольству. Все были крайне удивлены быстрым повышением безродного юноши и никак не могли понять, откуда ему приходит такое счастье.

Старый герцог де Руде заметил по этому поводу: «Не удивляйтесь, господа, счастье — женщина!» И, действительно, это была женщина, но не в том смысле, в котором предполагал герцог. Добрым гением для Карла Гербольта была его родная мать Барбара, не желая выдать тайну сына, назвавшая себя княгине Морани кормилицей Карла.

Отец Карла, вельможа христианин, соблазнил красивую еврейку Барбару, когда ей было шестнадцать лет, и потом, разумеется, бросил. Барбара осталась на улице с ребенком на руках. Вскоре умерла ее тетка и оставила ей маленькое наследство в Лионе. Барбара отправилась в Лион. Она выдавала ребенка за сироту, сына одного благородного француза, умершего в Италии. Себя же называла кормилицей маленького Карла. В Лионе она познакомилась с Соломоном Леви, который влюбился в нее и предложил ей выйти за него замуж. Но Барбара, решив исключительно посвятить всю жизнь своему Карлу, — отказала. Тогда Соломон предложил ей войти с ним в компанию и управлять его делами. На это Барбара согласилась, и вскоре ее участие в операциях Соломона Леви принесло блестящие плоды. С последним мы несколько уже знакомы, ибо присутствовали при счетах старого ростовщика с Барбарой. Между тем Карл Гербольт был определен в одну из французских коллегий и отдан на попечение разорившегося аристократа, некого де Куртабе, который имел хорошие связи при дворе. Прекрасно воспитанному молодому Карлу удалось войти в аристократический круг и, наконец, быть представленным ко двору. Мы уже видели, как замечательно устроилась его карьера.

В это время католическая лига во Франции начала творить ужасы, в особенности стали преследовать евреев. Соломон Леви уехал в Рим, хотя и в Риме положение евреев было не лучше, чем и повсюду в Европе, исключая Турцию, которая тогда показывала христианам пример веротерпимости. Однако все же в Риме было лучше, чем во Франции, где евреям и протестантам от католической лиги буквально житья не было.

Барбара последовала в Рим за своим хозяином, но часто ездила во Францию к сыну. При помощи денег Барбаре удалось устроить его при французском посольстве в Риме. Таким образом, она могла постоянно видеть своего ненаглядного Карла и быть для него добрым гением. Здесь, кстати сказать, что эта необыкновенная женщина даже сыну не открыла, что она его родная мать; Гербольт считал ее своей кормилицей. Коммерция, или правильнее ростовщичество, приносила такие громадные доходы дому Соломона, что к моменту прибытия Карла Гербольта в Рим Барбара уже располагала весьма солидными средствами в верных билетах, которые постоянно носила при себе.