Игорь Ефимов - Бунт континента

Так или иначе семью надо было отправить в укрытие первым делом. Он подозвал Джеймса Хемингса, коловшего дрова у бокового входа, и велел ему запрягать фаэтон. Сам с тяжелым сердцем поднялся в спальню жены. Видимо, Марта услышала топот коня утреннего гостя, все поняла и уже одевала детей. Она повернула к нему застывшее лицо и спросила голосом сдавленным и уставшим:

— Опять? Куда теперь? На край земли?

— Джеймс отвезет вас в поместье полковника Картера. К обеду я присоединюсь к вам. Со дня на день меня должны освободить от должности губернатора, и тогда мы все вместе уедем в Поплар-Форест.

— А что будет здесь? Британцы, которых мы принимали в качестве пленных гостей, въедут сюда хозяевами?

— Надеюсь, этого не случится. Но получено сообщение, что их войска продвинулись довольно близко. Нам следует принять меры предосторожности.

— Мне не жалко, если они разграбят наше имущество. Но если они угонят и распродадут наших негров — это будет для меня невыносимо. Вот уж кто будет страдать без всякой вины!

Черные страдают без вины, вся вина лежит на белых — сколько раз ему приходилось выслушивать эту сентенцию! И сдерживать себя, скрывать боль и раздражение. Причем вина вторгшихся британцев, врагов, в глазах Марты была явно меньше вины американцев, затеявших безнадежную борьбу.

Джефферсон вздохнул, поднял на руки Полли, отнес ее вниз, усадил в фаэтон.

— А где Салли? — захныкала девочка. — Я хочу, чтобы и Салли поехала с нами.

Пришлось вызывать из хижины Салли Хемингс, а заодно уж и кухарку Мэри. Роберт и Джеймс взобрались на козлы. Нагруженные рессоры издали протестующий скрип, но выдержали. Колеса оставили глубокий след на мокром песке.

Оставшись один, Джефферсон пошел проверить, выполнили ли его вчерашнее поручение, подкован ли Карактакус. От дверей конюшни открывался вид на Шарлотсвиль. В объективе карманного телескопа улицы городка вы-глядели безмятежно спокойными, не ведающими о близкой угрозе. Не может ли оказаться, что капитан Джуэт преувеличил опасность? Что подслушанные им слова «Шарлотсвиль», «Монтиселло» были произнесены всадниками случайно? А если даже и нет, не будет ли более достойным прервать бесконечное бегство и встретить врага на пороге собственного дома со шпагой и пистолетом в руках?

Джефферсон еще раз поднес телескоп к глазам и чуть не отшатнулся от представшей перед ним картины. Драгуны в бело-зеленых мундирах проносились по улицам городка волна за волной, спешивались, стучали в двери домов эфесами сабель. Полуодетых испуганных горожан сгоняли на площадь. Женщины с детьми на руках бежали за уводимыми мужьями.

Джефферсон перевел объектив вправо. Там просвет между деревьями позволял увидеть то место, где от главной дороги конная тропа отделялась и начинала подъем к его поместью на вершине горы. И как раз в этот момент по зеленоватому фону один за другим беззвучно начали скользить силуэты всадников. Они были так близко, что он мог разглядеть лица: разгоряченные охотой и близостью добычи, по-собачьи оскаленные.

Времени на колебания больше не оставалось.

Джефферсон вывел из конюшни Карактакуса, вскочил в седло, направил коня к боковой калитке. По тайной лесной дороге до поместья полковника Картера было около часа езды. А что если и эту дорогу какой-нибудь предатель-лоялист уже успел указать британцам? Ну что ж, тогда ему придется испытать на себе ту судьбу, которую он готовил предателю Бенедикту Арнольду. Ведь в глазах лондонского парламента он, Томас Джефферсон, тоже был изменником, а для таких в Тауэре всегда найдется подходящий каменный мешок.

Лето, 1781

«В моем поместье Элкхилл войска лорда Корнваллиса сожгли весь урожай кукурузы и табака на полях и в складах, все, что они не могли использовать; как и следовало ожидать, они забрали коров, овец и свиней для себя, а также годных для военной службы лошадей; жеребятам перерезали горло. Также были сожжены все ограды на плантациях и были уведены тридцать негров. Если бы они были отпущены на свободу, это было бы правомочно, но они были обречены на гибель от оспы и тифа, свирепствовавших в британском лагере. Насколько мне известно, из уведенных двадцать семь умерли. Об остальных трех я не имел известий, но, полагаю, и их постигла та же участь».

Из письма Джефферсона другу

Июль, 1781

«Мы не сможем покорить Северную Каролину или укрепиться в глубине Южной Каролины до тех пор, пока не завоюем Вирджинию. Эти колонии не имеют достаточно судоходных рек, чтобы позволить крупной армии оперировать в них на обширных территориях вдали от побережья. Многочисленное население и богатые ресурсы Вирджинии позволяют снабжать подкреплениями южную армию бунтовщиков. Я невысоко ценю боевые качества милиции южных колоний, однако длинный список британских офицеров и солдат, убитых ими в течение последнего года, фатально показывает нам, что к ним нельзя относиться с полным пренебрежением».

Из письма лорда Корнваллиса генералу Генри Клинтону

Сентябрь, 1781

«Я увидел на берегу генерала Вашингтона, размахивающего шляпой в состоянии полного ликования. Его обычная сдержанность испарилась. Он кричал только одно: └Адмирал де Грасс прибыл в Чесапикский залив!“ Это был человек, на минуту забывший, что ему выпало быть вождем Северной Америки, и сделавшийся просто гражданином, охваченным радостью по поводу счастливого поворота судьбы для своей страны. Ребенок, чье заветное желание вдруг исполнилось, не мог бы выразить свой восторг более искренне и полно».

Из воспоминаний французского офицера армии генерала Рошамбо

Осень, 1781

«Генерал Генри Клинтон информировал лорда Корнваллиса о том, что у него не осталось сомнений: американцы и французы готовят наступление на Нью-Йорк, поэтому он не сможет послать ему просимые подкрепления. Лорд Корнваллис не был согласен с ним, но ему ничего не оставалось делать, как поспешно начать укреплять свои позиции вокруг города Йорктаун в Вир-джинии. Между тем граф Рошамбо и генерал Вашингтон секретно изменили планы и двинули объединенную франко-американскую армию на юг. 24 августа они пересекли Гудзон и быстрым маршем достигли Филадельфии. Совершив трудный и утомительный переход, армия вошла в Вильямсбург 14 сентября».

Мерси Отис Уоррен. «История революции»

ОКТЯБРЬ, 1781. ЙОРКТАУН, ВИРДЖИНИЯ

Только к вечеру Гамильтон смог уединиться в палатке, чтобы написать необходимые письма: жене Элайзе, ее отцу — генералу Скайлеру, ее сестре Анджелике. Если он погибнет в завтрашнем штурме редута № 10, ему хотелось, чтобы дорогие ему люди получили от него прощальные слова любви. С другой стороны, что если он останется жив? Грустно-прощальный тон мог без нужды напугать его адресатов, и они будут обречены до следующей почты жить в напрасной тревоге. Он решил писать немного загадочно и поручить отправку посланий Габриэлю Редвуду на следующее утро после атаки — но только в том случае, если он будет убит или тяжело ранен.