Любовь Овсянникова - Эхо вечности. Книга 1. Москва–Багдад

Конечно, мать ее поддержала!

— Доченька, — сказала мудрая женщина. — Мужья — дело временное, а дети останутся с тобой навсегда. Как же без них? Я уж испереживалась за тебя...

— Стыдно мне, — кривила губы и плакала Цетка. — Люди осудят, клеймо на мне поставят...

— Скроем! — пообещала старая Кристина. — Не мы первые...

И второе, что испугало Цетку и заставило утаивать свое положение, — опасение потерять Нестора. Она обладала умной природой и понимала, что Нестор совсем не настроен на размеренную жизнь обыкновенного сельского мужика. Исходя из этого она рассудила так: ее возлюбленный — человек не тутошнего мира, он рвется к другой жизни, где все кипит и меняется, все непостоянно и зыбко. Он не откажется от своих устремлений ни за что, если уж терпел из-за них каторгу. Значит, дети станут ему обузой. Само знание о них будет сковывать его. И он начнет уклоняться от встреч с Цеткой, даже если ничего откровенно не скажет ей. А она этого не хотела!

Все в этих рассуждениях учтено или нет, все ли в полноте изложено или что-то осталось упущенным — не важно. Важно то, что случилось дальше. А именно об этом и речь.

А дальше было так... Через девять месяцев Цетка решила рожать не у себя дома и не у матери, а в доме Ефросиньи Алексеевны Сотник, местной повивальной бабки. Так иногда поступали по селам, когда предполагались тяжелые роды. Но у немолодой как для первородки Цетки роды прошли благополучно, и на свет появился крепенький веселый мальчик, названный Семеном. В первые дни он оставался в доме повитухи, жившей, кстати, на соседней улице от роженицы. Затем Ефросинья Алексеевна объявила батюшке, что в одну из ночей к ее порогу был подброшен ребенок мужского пола. И она, как законная и опытная повивальная бабка, в соответствии с долгом, подобрала его и тут же провела работу по поиску для мальчика приемных родителей. Таковые нашлись. Ими стали престарелые супруги Владимир и Кристина Григорьевы — ее знакомые с соседней улицы, отчаявшиеся иметь внуков от дочери своей Светланы Владимировны. За этих людей она ручается, зная их многие годы. В своем устном обращении к батюшке Ефросинья Алексеевна просила зарегистрировать рождение мальчика с именем Семен по всем церковным канонам. Отчество записали материно, то есть по имени деда со стороны матери — Владимир. Тогда так всегда делали в отношении подкидышей и байстрюков.

Такой была традиция по приданию законного статуса детям. И внебрачным в том числе, если их правильно вписать в схему ритуала. И после этого можно было сколько угодно говорить о своих подозрениях, обсуждать и предполагать, кто настоящие родители ребенка, кто подкинул его повитухе, но это все было прахом и суетой. Ребенок обретал жизнь как чистокровный гражданин, и плевать на всех хотел.

Кстати, немного о чистокровности, чтобы не путали это понятие с генетикой, этнической чистотой или династичностью. Понятие о чистокровности сложилось еще в средние века, и было аналогично тому, что наши деды называли благонадежностью, а мы называем законопослушностью. Чтобы считаться чистокровным (или благонадежным, законопослушным) гражданином, надо было соответствовать всего трем требованиям: родиться в законном браке (не быть байстрюком); не иметь преследования со стороны властей (не иметь судимости); вглубь до седьмого колена не иметь родственников, поменявших вероисповедание (быть крепким в убеждениях).

Батюшка уже готов был внести имя новорожденного Семена в свои книги учета, как тут во всеуслышание подняла голос Цетка! Она заявила, что в деле воспитания приемного ребенка не доверяет своим родителям из-за их преклонного возраста. И что, мол, коль так получилось с подкидышем, то уж лучше она запишет его на себя, и пусть тогда ее родители возятся с ним, сколько хотят, как со своим внуком. Так был разыгран спектакль, в результате которого Семен принял на себя девичью фамилию матери на правах ее законного сына. А уж кто был записан отцом, догадаться не трудно — тут Цетка нарушать сложившиеся каноны не стала.

Приличия были соблюдены. А Нестор что же? А ничего. Откуда ему было знать, что пишется где-то в церковных книгах? Время было неспокойное, жизнь — бурная, времени на пустяки не хватало. Тем более, что мальчик, действительно, жил у стариков Григорьевых и на глаза ему никогда не попадался.

Почему нам все это известно? Потому что сельская повивальная бабка Ефросинья Алексеевна Сотник — это бабушка Прасковьи Яковлевны, жены Бориса Павловича, по матери. Вот так. Прожила она долго и рассказала своим потомкам многие местные тайны, которые любила вспоминать на досуге, потому что время вышло и все тайны стали уже не тайнами, а ценными подробностями местной истории.

— Негоже уносить в могилу правду, в которой кто-то будет нуждаться в будущем, — любила повторять бабушка Ефросинья. — Надо ее оставлять людям, как только появится возможность.

Но не только поэтому нам все это известно. А еще и потому, что позже Прасковья Яковлевна породнилась этим Семеном Владимировичем, сыном Махно. Какой мерой? А вот какой.

Муж этой самой повитухи Ефросиньи Алексеевны Сотник был женат на ней вторым браком. От первого брака у него осталось много детей, которых Ефросинья Алексеевна воспитала как своих родных. Они приходились Прасковье Яковлевне родными дядьями и тетками. Была среди них Мария, впоследствии ставшая женой Никифора Сиромахи.

В семье Марии и Никифора родилась дочь Оксана. Повзрослев и проявив свой характер, она получила от односельчан прозвище Майорша. Вот эта-то Оксана (далее идут слова Прасковьи Яковлевны») «...вышла замуж за Семена — первого сына бабы Цетки от Махно, старшего брата горбатого Ивана — и родила двойню: мальчика и девочку. Опять же их моя бабушка Фрося на свет принимала. Дети были слабенькие, поэтому девочка вскоре умерла, а сын Александр выжил. Это известный в Славгороде Сашка Заяц. Позже Оксана родила Майю, девушку слегка странную... сельскую простушку... С детским умом она была. Несчастная наследственность от Махно на Семене сказаться не успела, он погиб на войне в 23 года. А дети его... сама знаешь».

Получается, если Мария была Прасковье Яковлевне родной теткой, то Оксана — двоюродной сестрой. Значит, дети Оксаны приходились ей двоюродными племянниками. Да, иногда в их отношениях чувствовалось родство.

Александр Семенович, за которым закрепилось прозвище Заяц, всю жизнь страдал больной печенью, женатым не был, впрочем, как не был и бабником, детей не оставил. Был он замечательно привлекательным внешне, высоким, стройным, гибким и очень умным, начитанным. А еще он был очень юморным — рядом с ним все покатывались от хохота. Добродушный его характер, незлобивость привлекали к нему симпатии, земляки его любили.