Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 2. Презирая дымы и грозы

И вот, слава Богу, отпраздновали окончание школы Александрой. Взвесив ее способности, на домашнем совете решили, что гуманитарные предметы — не для нее, скучны ей. Она с лету постигала математику и физику, следовательно, и должна идти туда, где их изучают. Поскольку ментально Александра была ближе к отцу, то и прислушивалась к нему больше. А он именно так и сказал, что ее стезя — точные науки.

Подала документы на физмат Днепропетровского госуниверситета, гордясь его названием — имени 300-летия воссоединения Украины с Россией. Действительно, звучало прекрасно! Борис Павлович по вечерам на все лады повторял это название, словно уже гордился принадлежностью его дочки к университету.

Первым испытанием шло сочинение по литературе, на выбор — русской или украинской. Это было великое преимущество сельских школ — знание двух языков, двух литератур. В городах преобладали русские школы, где украинский язык не изучался, у горожан, значит, и выбор был меньше.

Так как экзамен этот письменный, то его результаты стали известны через пару дней... Дома Александра сказала, что получила положительную оценку и продолжает сдавать остальные экзамены. А на самом деле это было вранье — по сочинению она получила двойку и сразу же была снята с конкурса. Пришлось ей срочно забирать документы из университета и искать другое пристанище.

Правду сказать, она оказалась в настоящей беде, ибо в те времена бытовали совершенно дурацкие предрассудки, ставящие крест на неудачах и неудачниках. Касалось это и поступления в вуз. Тут получить на вступительных экзаменах двойку было еще позорнее, чем не пройти по конкурсу. Позор для тогдашней молодежи был нестерпим, так что особенно чувствительные девушки, не решающиеся сказать дома правду о крахе своих попыток, шли под поезд или вешались. Имелись и в истории Славгорода такие случаи. Не то чтобы к не поступившим девушкам и юношам менялось отношение со стороны людей, скорее всего, они сами установили такую меру требовательности к себе, которая не прощала им собственные ошибки. Сошедшие с дистанции после неудач, они не находили правильной линии поведения и присуждали себя к высшей мере.

И вот именно это несчастье постигло Александру. Она даже не успела почувствовать вкус конкурса, не успела осознать себя абитуриенткой, как для нее все закончилось. Слава Богу, что после этого она не пошла по следам худших примеров! Хотя и не лучший путь выбрала. Попытка устроить себя без родителей, приправленная глупым самомнением и трусливым обманом, не могла закончиться добром. Она вызвана была вовсе не мужеством, как могло показаться сгоряча, а малодушием, боязнью сказать правду. А еще... — отцовской наивной верой в то, что можно случайно вытащить счастливый билет.

Это была еще одна ошибка. Лучшим решением было бы сразу сказать родителям правду и ехать в районо за помощью, чтобы пойти по стопам матери — ведь у Александры был перед глазами ее живой пример. Позже она так и сделает. Но Александра этого не сделала, не сообразила, что ли... По своей вине между двойкой по сочинению и определением в дальнейшей судьбе упустила три года и ввергла себя и родителей в такую бездну страданий, что и сказать нельзя.

Несчастная природа не спасли Александру от разглашения правды о неудаче. Более того, привела ее к еще более худой славе — о раннем браке, о невзыскательном выборе мужа, о жесточайших издевательствах над родителями, об эксплуатации их сочувствия.

Прасковья Яковлевна и Борис Павлович, гордившиеся Александрой в ее школьные годы, ходили теперь с поникшими головами, прятали глаза от сочувствующих взглядов односельчан. Одно дело — не добиться успеха. И совсем другое — после неудачи нагородить глупостей, гробящих жизнь. Апогеем стала неспособность Александры справиться с проблемами в личной жизни, за которую она так боролась. Она свалила все на отца с матерью, сделав их рабами созданного ею положения вещей...

Вот когда дети Александры Борисовны будут писать книгу о ней, я им подробнее расскажу о тех событиях. Во всех деталях! А сейчас речь о Прасковьи Яковлевне и о том, что ее старшая дочь оказалась источником больших несчастий для нее и для Бориса Павловича. Дочь ударила их в самое уязвимое, самое ранимое место — в гордость за своих деток.

Тем не менее хуже другое — Прасковья Яковлевна видела, что Александра даже не сознавала, что на самом деле являлась для семьи воплощенным злом, насланным сверх остальных трагедий. Со всем вероломством дочь полагала, что имела право так страшно осложнять чужую жизнь, как будто в этом заключались ожидания ее родителей.

Дело прошлое... Но тогда нельзя было не посочувствовать Прасковье Яковлевне, о которой ведется рассказ. Она буквально почернела на глазах. Куда-то сгинула вся ее энергия, предприимчивость, деловитость. Испарилось вдохновение. Безразличие овладело ею, работать ей стало тяжело. Она даже внешне изменилась — исчезла ее стройность, в плечах проявилась усталость. Глаза перестали светиться задором.

Дочка по своему разумению устроилась учиться буквально куда-нибудь — в швейное ПТУ {17} 17 ПТУ — профессионально-технические училища, заведения по подготовке рабочих для разных отраслей промышленности. при Облбытуправлении. Жуть! И это при том, что она не умела иглу в руках держать. По всему выходило, что толку с нее не будет и ждать добра не приходилось. Нельзя превзойти себя и изменить упущенное время. Но это был ее выбор... на который, действительно, она имела право.

Прасковья Яковлевна, как каторжанка, принуждена была вести эту жалкую жизнь — без мечты, без ожидания радости в будущем... Ей казалось, что солнце перестало светить на землю и больше не появится в небесах.

Тем временем Борис Павлович, который много занимался реставрацией, монтажом и введением в строй репарационной техники, был награжден Орденом «Знак Почета» с формулировкой: «за трудовой героизм и высокие производственные показатели в деле послевоенного восстановления народного хозяйства». Правда, это случилось еще в 1951 году. И как полагается владельцу Ордена, он имел определенные льготы и привилегии, а они с каждым годом наполнялись все большим и большим значением, возрастали в зависимости от стажа награжденного.

Награждение Орденом предусматривало выдачу единовременной премии и, что важно, постоянной прибавки к заработкам. Первичная прибавка, кажется, составляла более 10-ти процентов от заработка. Положение об ордене было действительным, естественно, на всей территории СССР и для всех отраслей народного хозяйства. То есть награжденный мог перейти работать, допустим, в колхоз, но льготы и привилегии все равно за ним сохранялись бы. Конечно, при предъявлении копии наградных документов.