Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 2. Презирая дымы и грозы

— Я сейчас! — Любовь Борисовна решительно схватила отрезы, упаковку, копию чека и побежала назад в каубамайя.

Прасковья Яковлевна от горя заломила руки — она терпеть не могла скандалы и готова была отказаться от одного отреза, только бы их избежать. Но так нельзя было поступать, от таких поступков мир портится! Понимая это, она понимала и то, что в ней сказывался возраст, что нервы ее не выдерживали больше боев за справедливость. Она рада была остаться в номере и не быть свидетельницей тягостной сцены, которая обязательно разыграется в универмаге, когда Любовь Борисовна появится там с претензией.

Любовь Борисовна вернулась в номер через полчаса — глаза ее сияли, и она потрясала над головой седьмым купоном.

— Странное приключение! — рассказывала она. — Представь себе, шельма-продавщица исчезла, и никто не мог сказать, куда она вышла. А без нее разговор не клеился. Нас-то именно она обслуживала! Очень трудно было убедить остальных, что я получила на руки шесть купонов, а не семь. Ну почему я не проверила ту упаковку, что она мне сунула? Теперь я не уверенна, что там и метраж правильный.

— Да, мы брали разные отрезы...

— В том-то и дело...

— Господи, но как тебе удалось? — спросила Прасковья Яковлевна.

— В некотором смысле я тут чувствую себя как дома, — оживленно говорила Любовь Борисовна, — и была уверенна, что отрез мне отдадут. Этот настрой много значил! Помогла, конечно, копия чека, указанная в ней сумма и то, что от момента покупки прошло всего четверть часа. По сути, мы только что отошли от прилавка и даже могли не выйти из зала.

— Как хорошо, что мы сразу кинулись рассматривать покупки, а не пошли под душ...

— Это судьба! Так вот — они упирались. Пришлось говорить им, что я учусь тут в аспирантуре и имею дело с порядочными людьми. Я называла фамилию Йоханнеса Хинта, которого весь мир знает, обещала с его помощью поднять на ноги всю культурную Эстонию, устроить крупный скандал, если со мной поступят нечестно. Правда, отрез найти им не удалось. Наверняка, продавщица с ним исчезла! Пришлось отмерять новый... Я, конечно, не помню, какого именно по расцветке не хватало, поэтому указала на первый попавшийся. Но хоть такой отбила, и то хорошо!

— Слава Богу, есть правда на земле, — прошептала Прасковья Яковлевна.

— Дороговато она нам обходится...

— Честно говоря, у нас бы такого никогда не случилось, — подводя итог, сказала Прасковья Яковлевна.

— Да нам просто какая-то хуторская неумывака попалась... Ты помнишь ее дурацкий наряд?

— Помню, — блузка с тяжелой брошью...

— Да, — кивнула Любовь Борисовна. — Эта хуторянка распознала в нас чужаков и подумала, что мы проездом, что распакуем покупку не сразу, возможно в поезде...

Не скоро они успокоилась, раздосадованные тем, что им попытались испортить так хорошо начинающуюся поездку. Потом сделали над собой усилие, вымылись в душе и пошли на обед. В кафе было тихо и пусто, видно, артисты пообедали раньше и отдыхали перед вечерним спектаклем.

После обеда Любовь Борисовна и Прасковья Яковлевна сидели на балконе 24-го этажа и, лакомясь разными вкусностями, любовались видом Таллина. Они ждали Ильмара Романовича.

Клейс пообещал приехать в 15-00, цель визита — посмотреть доклад, с которым завтра должна была выступать на семинаре Любовь Борисовна, его аспирантка, и обсудить с нею вопросы по подготовке к защите диссертации. На это у него был запланирован ровно час. Так что Любовь Борисовна должна была сосредоточиться и ничего не упустить.

Обсуждать практически было нечего. По предварительной договоренности, защита должна была состояться в МАИ, о чем будет хлопотать Роман Григорьевич Перельман. Для него это, можно сказать, честь — еще в 1980 году он на своем семинаре познакомил Любовь Борисовну с Борисом Викторовичем Раушенбахом, {21} 21 Раушенбах Борис Викторович — советский и российский физик-механик, один из основоположников советской космонавтики, доктор технических наук, профессор. Академик АН СССР. Герой Социалистического Труда. Лауреат Ленинской премии. и тот готов был поддержать ее защиту. Тем более что его об этом просил Рис Владимир Федорович, на тот момент зам. главного инженера ПО «Невский завод» им. В. И. Ленина (НЗЛ), его старинный друг, рекомендациям которого Борис Викторович доверял.

Все это Любовь Борисовна изложила Ильмару Романовичу, так что от него требовалось подготовить документы, требующиеся от научного руководителя, и обеспечить отзывы коллег. И вообще держать в руках ситуацию. Ну и присутствовать на защите, когда вырисуется ее срок. После этого Клейс ушел воодушевленный — не так много у него было аспирантов с такой железобетонной подготовкой, — думал он по дороге домой. А эта девушка идет хорошо, молодец! Он гордился Любовью Борисовной.

А тем временем она и ее мама спешно оделись и пошли на прогулку по прохладным улицам старого города, где пахло кофе и хорошими парфюмами. Незаходящее солнце освещало землю странным сероватым светом, почти ощущающимся тактильно; непривычная архитектура, словно вынырнувшая из Средневековья, несущая дух истории, окружала их со всех сторон — и от всего этого им казалось, что они попали в сказку то ли Андерсена, то ли братьев Гримм.

Рассчитав время, когда артисты начнут возвращаться с вечернего спектакля, они вернулись в гостиницу и присели в вестибюле. И точно, первым они увидели легендарного офицера Абвера Шлоссера из фильма «Вариант Омега». Актер был одет в отутюженный белый костюм и казался картинкой, сошедшей с модного журнала, ожившей прекрасной игрушкой. Неулыбчиво сосредоточенный, не смотрящий по сторонам, он стремительно прошмыгнул к лифтам.

— Смотри, — показала на него Прасковья Яковлевна, — с первого взгляда видно, что этот... барон Шлоссер...

— Ага, Игорь Алексеевич Васильев, — подсказала Любовь Борисовна.

— ...этот актер, — продолжила Прасковья Яковлевна, — очень порядочный и умный человек. Весь его вид об этом говорит, да?

— Мне нравится, что он не выставляет напоказ свою личную жизнь, — Любовь Борисовна сделала жест рукой, говорящий о силе воли того, кого она характеризовала: — Закрытый человек, серьезный. Да он и на артиста не похож — природа наделила его аристократизмом, проницательным взглядом, благородной осанкой и интеллигентностью.

— К сожалению, нынешние поколения изменили типичный образ артиста, — Разочарованно сказала Прасковья Яковлевна. — В наше время великие артисты все такими были — солидными, интеллигентными. Возьми Николая Константиновича Черкасова, его Александра Невского, Дона Кихота.

— Ты его помнишь? — удивилась Любовь Борисовна.

— Еще бы! Он пять раз получал Сталинскую премию! Я даже помню, за что он их получал. И вообще всех великих людей искусства помню. Не думай, что мы были забитыми крестьянами. Это теперь нас жизнь такими сделала. Заботы не красят человека.