Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 2. Презирая дымы и грозы

Прибыли от коровы они не имели, но радовались ей, ибо была у них забота и постоянная еда в доме. Под конец жизни Борис Павлович боялся остаться без коровы, ему казалось, что жизнь его станет совсем пустой.

Держать корову без хозяина стало невозможно, и Прасковья Яковлевна объявила о ее продаже. Покупатель объявился сразу. Отогнала она свою Красавку на новое место, договорилась, чтобы оставили ей старое имя, затем посидела рядом в коровнике, облила слезами свою многолетнюю кормилицу, попрощалась с нею навеки. Как ей было дома после этого, не спрашивайте. О том только стены немые знают.

Прошло несколько дней. Как-то под вечер вышла Прасковья Яковлевна из дому по делам, а там зашла развеяться то к родне, то к своякам. Возвращается домой чуть ли не на закате, а соседи ждут ее у своего двора.

— У вас, Прасковья Яковлевна, гости были, пока вы где-то ходили, — сообщили они.

— Какие гости? — всполошилась Прасковья Яковлевна. — Я никого не жду.

— Красавка ваша приходила.

Оказывается, новые хозяева начали приучать Красавку самой ходить домой, как она ходила у Прасковьи Яковлевны. И та, сердечная, пошла-таки в положенный час с пастбища, но не на новое, а на старое место — к Прасковье Яковлевне. То-то она по ней скучала, видать...

— Долго стояла Красавка у ворот, — билась в слезах соседка. — И так горько мычала, так звала вас... Душенька моя разрывалась смотреть на нее. Но тут новые хозяева нашли ее, увели...

Прасковья Яковлевна горестно покачивала головой, слушая рассказ соседей. Ласково смотрела на них за сочувственное отношение к Красавке.

— Бог спас меня от такой боли, — в конце сказала она, — иначе бы я не выдержала ее и умерла.

На Рождество 1999 года Борис Павлович проснулся в прекрасном настроении, вышел в веранду, наклонился над умывальником, и вдруг его грудь пронзила сильнейшая боль, от которой он чуть не потерял сознание. Он расставил руки, ухватился за холодильник и откос входной двери, и это помогло удержаться на ногах. Преодолевая головокружение, он переждал, пока боль отпустила, затем осторожно пошел в комнаты, лег на диван перед телевизором. Испуг не проходил, дыхание участилось и его начало медленно окатывать влажной волной.

Прасковья Яковлевна управлялась на улице. До него долетали звуки ее шагов, отдельных фраз, сказанных корове или собаке, позвякивания ведер. Но все это было вроде не здесь, не в этом мире, а в каком-то вчерашнем, откуда он уже ушел. Тем не менее он ждал ее возвращения. Казалось, будь она рядом, это обязательно что-то изменит. Может, он еще не проснулся и это ему снится?

Рука невольно потянулась к столу, нащупала пульт — скоро включился телевизор и на экране возникли знакомые лица. Борис Павлович прислушался к их монотонной речи, и это его немного успокоило. Он закрыл глаза и незаметно задремал.

Вернувшаяся в дом Прасковья Яковлевна застала мужа спящим. Она тихо вышла в веранду, где была у нее кухня, закрыла дверь в комнаты и начала готовить завтрак.

Дальше утро продолжалось по заведенному сценарию, супруги позавтракали, наметили то, чем будут заниматься днем, начали обсуждать какие-то детали.

— Так я и не понял, — озабочено почесывая плечо, сказал Борис Павлович. — То ли это было со мной, то ли приснилось.

— Что такое? — встревожилась Прасковья Яковлевна.

И Борис Павлович рассказал ей про утреннее приключение с приступом боли.

— Скорее всего, тебе приснилось, — думая о своем, сказала Прасковья Яковлевна.

А думала она о том, что еще как минимум три дня будут продолжаться рождественские каникулы и обращаться в больницу бесполезно, надо потянуть время. Она давненько присматривалась к мужу, обращая внимание на его бледность. Всякие мысли посещали ее в это время. Но иногда бледность сменялась обычным легким румянцем, к тому же Борис Павлович не жаловался, и она гнала от себя подозрения. Даже еще ругала себя за них, что накликает беду на дом. Успокаивало то, что Борис Павлович, как и прежде, был бодр и неутомим — четверти часа ему хватало для отдыха, и опять он готов был к новым походам и к приключениям. Хоть недомогание не повторялось и хоть он думал-таки, что это был сон, но все равно в понедельник обратился в больницу, полагая, что во сне организм подает ему знаки о приближении болезни.

В советское время надолго задержавшаяся здесь Полтавец Анна Федоровна не считалась большим диагностом и знатоком болезней. Она даже хорошим человеком не считалась в силу равнодушия к больным и к их судьбам. Можно было подумать, что на ниве нанесения ущерба советским гражданам она некогда сотрудничала с немцами, если бы не ее неподходящий возраст. Впрочем, его ведь можно было изменить, — эта мысль частенько приходило в голову женщинам, которых она обирала на абортах. Но, выйдя на пенсию, эта деятельница сбежали из Славгорода, а на ее место приехали новые врачи, более знающие, отзывчивые и совестливые.

— Вас что-то беспокоило перед этим? — спросили у Бориса Павловича при осмотре.

— Да зачесалось как-то в левой подмышке. Я кинулся чесать, а там затвердение, величиной с камушек. Я помазал то место «Троксевазином», а оно вот... — он поднял левую руку и показал небольшой волдырь.

Пока его ощупывали, он следил за выражением лица врача. Но тот улыбался.

— Это обычный авитаминоз, — вынес он вердикт. — В вашем возрасте такое случается, особенно зимой. Вот, — он протянул Борису Павловичу рецепт, — попьете эти таблетки, и у вас все нормализуется. В любом случае через недельку опять приходите на прием. Обязательно!

Специально Прасковья Яковлевна не ходила к врачу, но когда увидела его в центре, то отважилась обратиться с вопросом о здоровье мужа.

— Я действительно прописал Борису Павловичу витамины для укрепления иммунитета, — успокоил он ее. — Не беспокойтесь, мы понаблюдаем за ним. Он поправится.

Через неделю симптомы болезни вроде действительно исчезли, и врач похвалил больного, назначив, однако, опять показаться через неделю. Воодушевленный Борис Павлович, придя домой, позвонил младшей дочке и все ей рассказал, успокоив, что его страхи и тревоги уже позади.

Любовь Борисовна находилась в своем магазине, когда позвонил Борис Павлович. После разговора с ним в ней поселилось беспокойство, казавшееся беспочвенным. Припоминая веселый голос и уверенные интонации отца, она старалась обуздать свое воображение и восстановить душевное равновесие. Удавалось это плохо. К ней заходили знакомые и, видя ее без улыбки, спрашивали о причинах непривычно хмурого вида. Участие трогало ее, она плакала и жаловалась им, что у нее опасно заболел отец. Почему-то это сразу стало понятно ей. В ответ на жалобы знакомые сказали ей две ценные фразы: одну щадящую, а другую подбадривающую.