Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 2. Презирая дымы и грозы

Помнится, Борис Павлович побывал за границей и привез ей оттуда прекрасные кожаные босоножки — белые с красной отделкой. Ни у кого в селе такой красивой обуви не было, какую носила Прасковья Яковлевна!

В преклонные годы каблучки на ее обуви не исчезли, а стали ниже — но не ниже 3-4-х сантиметров.

К слову сказать, так же она относилась и к постели, которая всегда была у нее в идеальном состоянии. В течение одного-двух лет Прасковья Яковлевна собирала пух и перо и регулярно мыла и пересыпала подушки. Каждую из них она распарывала, высыпала на листы старое содержимое, перебирала, затем просеивала на специальном решете, освобождаясь от потертой и измельченной мелочи и пыли. Оставшееся помещала в марлевые мешки и мыла в воде с мылом, стирала. Дальше раскладывала на листы и высушивала на солнце. Затем добавляла туда пуха-пера и заново делала подушку. Количество пера для подушек брала на вес. Так она освежала за сезон все подушки.

Ну а белье, одеяла, покрывала, накидки на подушки просто вовремя заменяла. Обязательно они у нее имели красивые вышитые метки, вязанные прошвы, подзоры, уголки. Чуть в каком-то изделии появлялась ветхость, она сразу же изымала его из употребления. Старые простынки и одеяла Прасковья Яковлевна стелила на металлические сетки кроватей, под матрацы. А еще на старых одеялах мы любили сидеть в тени сада, расстелив их на земле.

Белье меняла раз в неделю, после стирки крахмалила. Выравнивала скалкой и рубилом, а когда появились электрические утюги, то утюжила.

Говоря об отношении Прасковьи Яковлевны к своему здоровью, надо прежде всего сказать о питании. Тут главный секрет заключался в том, что она ела исключительно свежеприготовленную пищу. Возможно, такая привычка выработалась из-за того, что в старые времена не было холодильников, кто знает. Хотя другие люди хранили стряпню в погребах. Но никогда, никогда, никогда Прасковья Яковлевна не ела остывшую или подогретую пищу. Только свежую! Исключение составлял борщ — его она могла брать на обед и назавтра. Для мужа и детей жарила котлеты впрок, чтобы хватило дня на три, но сама ела только свежие. Остатки еды отдавала животным. Просто счастье, что она жила в тот период, когда продукты были качественные, а уголь и газ стоили копейки, так что поддерживать свой неукоснительный принцип питания ей не составляло труда. Ну разве что уходило время на готовку — три раза в день Прасковья Яковлевна стояла у плиты! Но этим она никогда не тяготилась, готовить еду для нее было, как дышать.

Приблизительно таким же было и отношение к своему здоровью — умеренным и разумным. Она сохраняла то, что получила от природы, не пытаясь что-то исправить или усовершенствовать. В молодые годы врачи находили у нее пониженное давление и приписывали внутривенные уколы глюкозы. Но она отказывалась их принимать.

Болела ли Прасковья Яковлевна простудными заболеваниями? Ну, иногда после переохлаждения у нее развивалась риновирусная инфекция, но она ее не лечила, а подавляла иммунитетом. Возможно, иногда пила «Кальцекс» или таблетки от головной боли. Как-то осенью она проехала на заднем сидении мотоцикла, не будучи хорошо одетой, и у нее началось воспаление легких — поднялась температура, появился кашель, она почернела с виду, ничего не ела... Но, кажется, кроме горячего молока с медом ничего не употребляла. Где-то с месяц недомогала, ничем не изменив свой режим работы — с ног падала, а трудилась... И все прошло. Это было самое затяжное и опасное заболевание, которое у нее наблюдали близкие.

Правда, всю молодую жизнь она сильно мучилась приступообразными головными болями, которые ей диагностировали как мигрени. Говорила, что приступы головных болей начались у нее после расстрела родителей, то есть в 23 года... А в дальнейшем были прочно привязаны к менструациям — три дня голова болела до того, что лицо ее превращалось в черный уголь, а на четвертый день просыпалась здоровой, только измученной. Но быстро восстанавливалась. Эти приступы исчезли в период климакса так незаметно, что она лишь спустя заметила их отсутствие.

Наверное, узнай она, что мигрень нередко становится спутницей гениев, то гордилась бы ею. Это шутка, конечно. На самом деле известно другое, что точь-в-точь характеризовало и ее: люди, страдающие мигренями, очень ответственно и добросовестно относятся к своему труду, работают на совесть. По сути, это трудоголики. Не удивительно, что мигренями страдали такие выдающиеся личности, как Понтий Пилат, Петр Чайковский, Эдгар По, Карл Маркс, Антон Павлович Чехов, Юлий Цезарь, Зигмунд Фрейд, Дарвин, Ньютон.

О том, как она простудила суставы рук, уже писалось. С руками она мучилась все время... Да и ноги побаливали. И вот появилась возможность поехать в специализированный санаторий и полечить их.

Это был «Хмельник» — как и все лечебно-профилактические заведения в советское время, профсоюзный санаторий. Находился он, естественно, в Хмельнике, Винницкой области. Как узнала Любовь Борисовна, позвонив туда, там было все, что требовалось для оздоровления и отдыха. Спальные корпуса стояли в окружении хвойного леса, и это создавало приятные ощущения, что отдых протекает на природе. Уникальные по своему составу радоновые минеральные воды, большие залежи лечебной торфяной грязи, благоприятный климат, чистый высокоионизированный воздух, близость реки и больших лесных массивов — все служило лечебным целям.

Прасковья Яковлевна сомневалась ехать или нет, ибо полагала, что Борис Павлович, подозревающий санатории в разложении нравов, все равно не отпустит ее туда. Да еще скандал устроит. Но что-то повлияло на «воззрения кота Мурра» и он не стал сопротивляться настоянию дочери. Так Прасковья Яковлевна единственный раз лечилась в настоящем санатории, если не считать камчатского Паратунка, конечно. Хорошо было еще и то, что в лесах летом прохладнее, чем в степи. Кто знает, может, Прасковье Яковлевне больше понравился бы санаторий у моря, но не пришлось ей сравнить. Да и то сказать, море больше подходит молодым.

К сожалению, времена тогда были суровые, так что Любовь Борисовна купила Прасковье Яковлевне билеты на проезд туда и обратно, встретила ее со Славгорода и проводила в поездку, но сопровождать не смогла. Хотя это был уже июль 1986 года, и Прасковье Яковлевне шел 66-й год. Ездить одной в таком возрасте было уже и трудно, и неудобно.

По возвращении домой, Прасковья Яковлевна восторгов не выражала. Кажется, ей там было одиноко... и очень непривычно. Она никогда не умела особенно придирчиво ухаживать за собой, нежить себя, да и просто жалеть. А тут надо было это делать. Рассказывала, что принимала ванны, лечилась грязями. Кажется, ей помогло. Судить можно по тому, что до санатория Любовь Борисовна все время возила ей таблетки от болей в суставах, а после лечения она о них забыла, и больше никогда не принимала.