Любовь Овсянникова - Птаха над гнездом Том 2. Презирая дымы и грозы

— Кстати, Рубенсом много восхищались другие художники, — остановившись, сказала Прасковья Яковлевна, — что редко бывает. Они даже состязались в похвалах ему, каждый хотел перещеголять другого. Только я уже не помню, что они там говорили...

— Я тоже об этом читала. Кажется, Эжен Делакруа назвал его Гомером живописи, а наш Илья Ефимович Репин пошел дальше и сказал: «Рубенс — это Шекспир в живописи». Вот так!

— И все это, — вдруг прочувствовано сказала Прасковья Яковлевна, переполненная впечатлениями от экскурсии, — защищал Алешка, мой брат. Ты знаешь, что Алексей Яковлевич еще долго после войны разминировал Ленинград?

— Да, он нам с Юрой рассказывал.

— Он защищал этот город, он ходил тут в атаку на врага, возможно, дорогами Александра Невского... Он хоронил тут товарищей... А потом еще долго очищал Ленинград от нечисти, избавлял от мин.

У Прасковьи Яковлевны помокрели глаза, но это были слезы счастья — от понимания того, что ее брат воевал не бесславно.

После этой экскурсии их окончательно оставил комплекс провинциальности, пришла уверенность в себе, и это помогло им в последующие дни чувствовать себя здесь как дома, чувствовать общую с Ленинградом духовность, неразделимую судьбу и ту субстанцию, которой они были пропитаны и о которой прекрасно сказал Пушкин: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет».

— Давай завтра съездим в еще одно печальное место? — предложила Любовь Борисовна. — Хотя старинные кладбища — это уже просто объекты культурного наследия, и я хожу на них как в музеи, — пояснила она дальше, — и даже как в гости к их обитателям. Правда!

— Это о чем ты говоришь?

— О Волковом кладбище, — Любовь Борисовна вдруг испугалась: — Как я могла забыть о нем? Вот был бы ужас, если бы я тебе его не показала. Там же Блок похоронен! И не только он — там есть целый участок, который так и называется «Литераторские мостки». А еще в 1848 году там был похоронен неистовый Виссарион! Ему непременно надо поклониться — он же является истинным творцом русской классической литературы.

— Ты о Белинском говоришь? Так его принципы не в меньшей мере повлияли и на советскую литературу. Они вообще стали ее канонами! Кстати, до войны, когда я училась в институте, мы его основательно штудировали, а теперь что-то я не слышу об этом.

— Не знаю. Мы в школе его изучали. Но истинное значение этого критика для развития нашего менталитета я поняла сама, когда читала книгу Доры Бреговой «Дорога исканий». Потрясающая вещь, хотя написана для детей.

— Да-а... — серьезно посмотрела на нее Прасковья Яковлевна. — Это было бы непростительное упущение. Виссариону Григорьевичу надо поклониться, он, без преувеличения сказать, жизнь за нас положил.

На Волковом кладбище повсеместно царила растительность, отчего оно казалось хмурым и мистически загадочным.

— Как странно и важно понимать, что это святая земля, что в ней покоятся люди, чьи имена мы знаем и любим по книгам с детства, чьи труды двигали вперед литературу, на которой мы выросли, двигали вперед отечественную и мировую науку, — рассуждала Любовь Борисовна у могилы Менделеева, где рядом с ним покоятся его дочь Любовь Дмитриевна Блок и великий поэт Александр Александрович Блок.

— После таких экскурсий невольно возникает желание узнать больше про их жизни и про историю своей страны, — согласилась с дочкой Прасковья Яковлевна. — Вот вернусь домой и перечитаю книги о Н. В. Гоголе.

— Говорят, — сказала Любовь Борисовна, — когда делали этот музей, который теперь называется «Литераторскими мостками», то тут были бесследно утрачены или затеряны могилы многих выдающихся петербуржцев, совсем древних деятелей отечественной истории. Например, я запомнила про одного участника последней дуэли А. С. Пушкина. Как так могло получиться?

— И могила Александра Николаевича Радищева не сохранилась, защитника народного... Жаль. Только памятная доска и осталась.

— Просто он смешался с этой землей... Правильно ты сказала, мама, что это святая земля — мысли этих великих людей воспитали нас, мы несем их в себе и отдает другим. Мы — часть этих людей. Их продолжение.

На «Литераторских мостках» похоронены писатели И. С. Тургенев, М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. С. Лесков, Г. И. Успенский, А. И. Куприн — всех их Прасковья Яковлевна и Любовь Борисовна нашли и всем поклонились. Здесь же покоится мать В. И. Ленина и его сестры.

Несколько поездок они потратили на загородные экскурсии, в частности в Петергоф. Ездили также смотреть Приоратский и Гатчинский дворцы, три дворца Ораниенбаума, дворцово-парковые комплексы Павловска и храмы Царского села. От каждой поездки у них остались какие-то главные впечатления, но о Петергофе они могли бы сами писать книги.

Только 14-го июля, в день рождения Любови Борисовны, они никуда не поехали, а просто ходили по центральным улицам Ленинграда и смотрели на дома, на людей, на виды города. Подолгу сидели в парках, дышали особенным ленинградским воздухом, и Любовь Борисовна рассказывала маме, как она тут бывала первые разы, как заводила знакомства по работе, как однажды опасно заболела и попала в больницу, где пролежала две недели...

Конечно, был обед в ресторане, потом еще один поход в парикмахерскую для освежения маникюра и интересный вечер в театре. Правда, смотреть пришлось что-то такое, что не запомнилось. Но главной для них была атмосфера театра!

Последний день они посвятили теплоходной экскурсия по рекам и каналам Ленинграда — Фонтанке, Мойке, Крюкову каналу… Всего Фонтанку с Невой соединяет 65 рек и каналов — все их после одной экскурсии запомнить невозможно.

Незаметно истекли дни, посвященные Ленинграду, с которым они встретились в лучшую его пору — в волшебные летние ночи...

— Прощай, белый город... — печально повторяли они, садясь 17-го июля в самолет на Днепропетровск. — Прощай, город Пушкина и Достоевского. Спасибо тебе за все!

Настали годы перестройки, и Любовь Борисовна поняла, что научная работа на долгий период потеряла перспективу. Главное, что она доказала свою научную состоятельность, — как и ее муж, выполнила диссертацию, которую хвалили на самых престижных научных советах. После этого она без сожаления рассталась с исследовательским институтом и ушла в местную промышленность, а именно — в полиграфию, в новую отрасль, где ей пришлось постигать работу с азов.

Тем не менее, на втором году пребывания в новой системе она вполне освоилась, стала заметной фигурой в районе. Ее избрали членом промышленной комиссии райкома партии, в связи с этим она регулярно участвовала в проверках работы промышленных предприятий. Да и в городе ее знали — по общественной работе в горкоме партии, где она была членом ревизионной комиссии.