Доминго Сармьенто - Факундо

19 ноября 1840 года, отправляясь в изгнание, я проезжал мимо тер­мальных источников Сонды и рукой, покрытой свежими шрамами, на­чертал под гербом Республики: On ne tue point les idees. Спустя три ме­сяца в чилийской газете [460]я провозгласил от имени всех ветеранов- патриотов: «По всей Америке взрастет посев славных героев Чакабуко. Одни погибли на эшафотах; изгнание и жизнь на чужбине разлучили нас с другими, дух многих был сломлен под гнетом нищеты, некоторые за­пятнали прекрасные страницы своей жизни преступлениями; но вот по­является после долгого бездействия (я намекал на Крамера) один из них, спасая родину от свирепого тирана; другой (Лавалье), пусть почти без­успешно, борется с махиной власти презренного деспота, поклявшегося уничтожить всех до одного солдат Войны за независимость,— ведь никогда не слышал он свиста испанских пуль, а его темное имя, уже принадлежащее вчерашнему дню, никак не связано с бессмертным под­вигом тех, кто овеял себя славой при Чакабуко, Тукумане, Майну, Кальао, Талькагуано, Хунине и Аякучо» [461].

ПРИЛОЖЕНИЯ

В . Б. Земсков

ДОМИНГО ФАУСТИНО САРМЬЕНТО И «ФАКУНДО»:

ИСТОРИЯ, ЛИЧНОСТЬ АВТОРА И ЖАНР

Равнодушных встреч с выдающимся аргентинцем Доминго Фаустино Сармьенто (1811—1888) и его главной книгой, вошедшей в литературный обиход под кратким названием «Факундо», не бывает: произведение, став­шее наилучшим духовным автопортретом его создателя, восхищает и раз­дражает, убеждает и вызывает желание спорить, и чтение «Факундо» не­изменно приводит к мысли о встрече с необыкновенной книгой, как бы выводящей нас за привычные представления о литературном творчестве. Кем был и остался в истории литературы Сармьенто и к какому роду произведений принадлежит его книга — подобные вопросы каждый раз заново вынужден решать тот, кто обращается к ней. Причем они тесно взаимосвязаны. Был ли Сармьенто писателем — в традиционном пони­мании этой профессии,— после некоторых колебаний можно ответить: был. Ведь он писал , говорил о своих литературных амбициях и действи­тельно обладал талантом ярким, сильным, много сильнее, чем у большин­ства его современников, но вот что касается плодов его труда, то здесь ответ будет сложнее. Ведь Сармьенто не создал ни единого, в классиче­ском смысле, художественного произведения. Полное собрание его сочи­нений, вышедшее в конце XIX в., составляют 52 тома, но среди им на­писанного всего три вещи близки к тому, что мы считаем художествен­ным творчеством. Это книга путевых заметок в эпистолярной форме «Путешествия» (1849), автобиографические записки «Воспоминания о провинции» (1850) и «Факундо» (1845) — «книжка», «книжечка», «книжонка», «книжица без головы и ног», как говорил сам Сармьенто о своем главном произведении, ни в коей мере не соответствующем привыч­ным жанровым моделям и словно подтверждающем, что подлинно значи­тельные явления литературы непременно ломают стереотипы и являют собой новое идейно-художественное качество, много превышающее то, что дают «образцовые» в жанровом отношении сочинения. С точки зре­ния привычной, такого рода произведения — это как бы «не вполне лите­ратура», на самом же деле они «больше, чем литература» и потому и являются литературой в ее высшем проявлении, литературой, дающей модели для последующих писателей. Именно такой книгой оказался «Фа­кундо», сыгравший выдающуюся роль в истории не только аргентинской литературы, но и вообще латиноамериканской традиции романа, при том что это ни в коей мере не роман. «Факундо» — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплав­ленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не яв­ляясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.

Самое простое и приемлемое определение феномена «Факундо» сле­дующее: это синкретическое по своей природе произведение, но синкре­тизм книги Сармьенто явление особого порядка, как бы порождение са­мого творчества истории, плод самого процесса зарождения культуры, создающей себя из всего «что под рукой», использующей для своего само- строительства все, что может помочь явить себя миру и осмыслить себя. Это книга основ новой культуры нового на мировой карте народа, по­явившегося на ней как раз во времена Сармьенто, проявление его на­рождающегося исторического и культурного сознания, и потому книга сопоставима по своей внутренней логике и функции — при всей кажу­щейся парадоксальности такого сравнения — с памятниками первотвор­ческого характера любой иной эпохи. Синкретизм «Факундо» — отраже­ние многосложности самой истории, как бы ее «слепок», и в то же вре­мя — это «слепок» с сознания и личности автора, который был одной из центральных фигур общественной, социально-духовной борьбы того времени, и более того — ее воплощением. Политик, общественный и го­сударственный деятель, военный, дипломат, педагог, писатель, реформа­тор экономики и культуры — Сармьенто своей многоликостью отвечал по­требностям истории и во многом определил ее последующий ход.

Мигель де Унамуно, восхищавшийся первородной мощью натуры Сар­мьенто, писал: «Стиль творится такими людьми, как он» [462]. Продолжая эту мысль, можно, наверное, было бы сказать и так: «Жанры творятся такими людьми, как Сармьенто». Он сам был и стилем и жанром эпохи, запечатлевшимися в его образе жизни и деятельности, в мышлении и творчестве с наибольшей отчетливостью, определенностью и резкостью в сравнении с иными общественными деятелями и писателями, его совре­менниками, как это обычно происходит с личностями особой одаренности. Непредсказуемость, вольность и стихийность истории и в то же время ее глубокая внутренняя обусловленность, непререкаемая логика — все это с замечательной полнотой предстает в деятельности и книге Сармьенто.

История движется вперед, преодолевая устаревшие социальные и культурные формы и создавая новые стили и жанры общественной жиз­ни, точно так же происходило становление и Сармьенто — как личности и как писателя. При том что творчество Сармьенто сформировалось, пи­таясь из многочисленных источников, произведений политических, фило­софских, исторических, художественных (о чем будет сказано в дальней­шем), при том что он жадно искал образцов, примерялся ко всему, что могло бы ему помочь,— он ничему не подражал и ни на что конкретно не ориентировался, а, напротив, шел как бы вопреки образцам.