Иосиф Кобецкий (П. Павлов, К. Бецкий) - Русский Рокамболь: (Приключения И. Ф. Манасевича-Мануйлова)

6) Синяя обложка с надписью: „Разведочная агентура", в которой оказались: черновик, без подписи, подробного доклада от 20 июня (3 июля) 1905 года № 263 — Париж — „Об организации разведочной агентуры за границей", с указанием фамилий или псевдонимов некоторых из агентов, и 7 документов, относящихся к деятельности заграничной агентуры.

7) Такая же обложка с надписью: „Архив", в которой оказались деловые бумаги, брошюры и письма в порядке, указанном на обложке: „К изданию: „Правда о кадетах", „Медников", „Лопухин", „Скандраков", „Зубатов", „Г. Талон “ и „Чарыков".

8) Восемь докладов за 1900 г., повидимому, все от и. д. агента по духовным делам в Риме — о настроении польских и католических кругов к политике России.

9) Рукопись в виде записки „Об” учреждении полуофициозного, субсидируемого правительством „Русского бюро корреспонденций" за границей".

10) Несброшюрованная тетрадь, представляющая собой рукопись о положении Индии, озаглавленная: „Очерк административной организации Индии".

11) Десять листов с фотографическими снимками писем — Акаши за 1905 год.

Об изложенном докладываю вашему превосходительству “.

Обыск у Мануйлова произвел величайший эффект. Полетели специальные телеграммы во все крупные органы Западной Европы: Times, Tag, Vossische Zeitung, Kreuzzeitung, Temps, и t. д. За границей появились большие статьи под сенсационными заголовками: „Un nouveau scandale dans la police russe", „Uno scandalo poliziesco russo" и т. п. О впечатлениях, которые обыск произвел на русское общество и на самого Мануйлова, агент Леонид Ра-ковский настрочил следующее любопытное донесение.

С.-Петербург, 21 января 1910 г.

„Много толков в обществе вызвал обыск, произведенный в ночь на 17-е января у бывшего чиновника, особых поручений при департаменте полиции Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Носятся слухи, что обыск произведен в связи с взрывом на Астраханской улице. По другой версии, Мануйлов, якобы являлся информатором В. Бурцева и у него обнаружена переписка с последним.

„Сам Мануйлов усиленно будирует в обществе, стараясь придать обыску характер сенсационности, для чего распускает слух сб „усиленном наряде чинов полиции и жандармерии" (несколько десятков человек), назначенном при производстве у него обыска; об оцеплении чуть ли не всего квартала, где помещается его квартира, и т. п.; при этом он всячески старается выставить себя „жертвой политического произвола".

„В интимной беседе с одним из своих приятелей Мануйлов рассказывал следующее. За несколько дней до обыска к нему явился некий Филатов, рекомендовавший себя в качестве корреспондента нью-иоркских газет, и обратился с просьбой снабдить его материалом по поводу появившейся в местных газетах заметки о провокационной деятельности профессора Р. — профессора Рейснера — по словам Филатова. По мнению Филатова, Мануйлов, в бытность свою на службе в департаменте полиции, имел, возможность кое-что знать о деятельности Рейснера. После заявления Мануйлова об абсолютном неведении о деле Рейснера, Филатов сообщил ему, что он намерен обратиться за материалом по этому делу к Е. П. Медникову, московский адрес которого у него уже имеется. Уходя, Филатов обещал поделиться с Мануйловым интересным материалом по поводу предстоящего громкого процесса Чайковского и Бреш-ко-Брешковской, причем снабдил его своим адресом, оказавшимся по проверке фиктивным. С аналогичными просьбами обращался названный Филатов к Аркадию Вениа-миновичу__Руманову, главному корреспонденту газ. „Русское Слово", за несколько дней до ареста последнего, и Мануйлов из этого выводит заключение, что Филатов является агентом охранного отделения. Ни чего предосудительного, по его словам, не обнаружено; взяты лишь старые письма С. Зубатова, Е. Медникова и др.

„За разъяснениями о причинах обыска Мануйлов, по его рассказам, обращался, между прочим, к брату председателя совета министров Аркадию Александровичу Столыпину, который рекомендовал ему к этому отнестись философски и не беспокоить никого ходатайствами о защите, так как этим он может только повредить себе; при этом А. Столыпин якобы выразил, что за последнее время, по распоряжению генерала Курлова, в Петербурге производится масса бестактных обысков. Однако, в противовес мнению А. Столыпина, Мануйлов намерен, при содействии своего покровителя, редактора „Гражданина" князя Мещерского, „поднять большой шум". Другому приятелю Мануйлов сообщил, что причиной обыска послужили неблагоприятные сведения о нем, Мануйлове, полученные в департаменте полиции от некоего Персица из Лондона, сообщающего, будто бы, что он, „соблазняет" департаментских чиновников заняться разоблачением а'ля Бакай.

„Многие лица из общества, знакомые с закулисной стороной деятельности Мануйлова, выражают удивление по поводу обыска у него по мотивам политического характера, что несомненно доставит ему возможность поднять свое реномэ, совершенно за последние годы павшее, тогда как была возможность, и даже необходимость, производства у Мануйлова обыска в порядке уголовном, за его разного рода неблаговидные и шантажные делишки. Об изложенном считаю долгом донести".

Вести об обыске у Мануйлова взволновали и французскую тайную полицию.

Заведывавший нашей заграничной агентурой А. А. Красильников, „лично" и „совершенно доверительно" доносил директору департамента полиции:

„Имею честь доложить вашему превосходительству, что, по полученным совершенно конфиденциально сведениям, парижская Sûreté Générale крайне озабочена имеющимися у нее указаниями на сношения Мануйлова с Бурцевым. Получив известие об обыске, произведенном у Мануйлова, Sûreté Générale опасается, не продал ли он уже Бурцеву некоторые документы, относящиеся к русско-японской войне и сообщенные ему французской Sûreté Générale.

„Мануйлов был представлен д. с. с. Банковским г-ну Кавар (mr. Cavard), бывшему тогда деректором Sûreté Générale, после чего в течение двух лет в распоряжение Мануйлова предоставляли все, что он только желал: перехваченные телеграммы, письма, донесения французских чинов и т. п. Некоторые официальные бумаги были в подлинниках доверены Мануйлову, который так их никогда и не возвратил и, вообще, как „выражаются в Sûreté Générale „недостойным образом обманул оказанное ему французскими властями доверие".

„В министерстве внутренних дел очень боятся, не попали ли уже или не попадут ли в руки Бурцева некоторые из этих документов, предъявление которых в Палате депутатов, как несомненное доказательство содействия, оказанного русской полиции во время японской войны со стороны полиции французской, вызвало бы небывалый, по сенсационности, скандал.

„Докладывая об изложенном, имею честь присовокупить, что в Sûreté Générale очень желали бы получить сведения о результатах произведенного у Мануйлова обыска".