Иосиф Каллиников - Мощи

— Духами пахло от ней, а у тебя все зловоние сатанинское!.. От тебя самого воняет псиной.

— Так ты про нее?

— В соку девка, вот бы сюда ее мне — и про купчиху забыл бы свою. Ты глянь только, лес-то у нас какой — куда хошь веди, дюже пойдет ягода — по ягоду с ней пойду, — приехала б только.

— А сказать тебе что-нибудь?..

— Говори, Вася, послушаю…

— Я сон видел!

— Какой?

— Будто она приехала уж, а на тебя и глядеть не желает, потому ты рогатый будто.

— Врешь ты, Вася, — выдумываешь что-то. сон-то вчера этот снился, — чудной такой, а косы-то ее ужалить меня хотели, я и прибежал к тебе вечером.

— Приехала, что ль, — говори толком?!

— Кучера вчера лошадей водили, — играют на солнышке — чудо господне!

— Приехала, что ль, — говори!

— У кучеров расспроси, — я ничего не знаю.

— А хочешь я на тебя мамашу ее направлю, — баба мясистая.

— Акиндин вчера бегал к ней, — аж вспотел от хотения блудного.

— Приехали, значит, — давно бы сказал, а то развел околесицу.

Благодать в лесу — теплота сочная, по верхам только ветер шумит, и ветра-то нет, одно дуновение легкое, а шумят по верхам сосны темные хвоей колкою.

Золотой лес — стволы ровные в чаще медной, отбивается чешуя, а вверху хвоя темная и прогалины в ней голубые, и плывет лес, коли в прогалину посмотреть поДольше, — глядеть в нее, и будто не облака в них плывут, а лес движется.

От этого и голова у Николки кружится.

В белом лежит — рубаха посконная, портки такие ж и сапоги опойковые.

Голова кружится и мысли кругом пошли, никак не поймать их за хвост, точно ящерки.

— В старой, ай в каменной стали?

— У игумена были — благословились на лето все в Дачах пожить.

— Чего ж не сказал сразу? — выжимай из тебя дурь твою по каплям.

Поднялся Николка, потянулся, — хрустнули кости лениво; подрясник одел, пятерней кольца волос перекинул к затылку и скуфейку одел бархатную.

— Пойдем, Вася!

— Куда ты, Никола, куда ты? — я не пойду с тобой, один ступай, — сатана ты, Никола, ты сатана, ты искушаешь, — на солнышке полежу, я погреюсь.

По лесу напрямик, по чутью, зашагал Николай.

Хрустят ветки по кочкам, сапог по трясине хлюпает, папоротник по ногам шмыгает…

Только глянуть разок Николке на Феничку, дочь купеческую, — глазком увидать бы в окно только разик ему.

Шагает — песню поет вольную.

— Опять ты, Никола, бесовское затянул?

— Хорошая песня, старая, — в деревне поют у нас про клюшника Ваньку, про боярыню молодую, а тебе все бесовское, сам-то ты бес — святоша, — глядеть не хочу, а сам вприпрыжку, небось, бежишь глянуть.

— Вечером я приду к тебе, — можно, Никола? Боюсь я один в боковушке, — как затемнеет, так она и появится, с прошлого года ходить стала.

— А ты не смотри, плюнь в нее — рассыпется.

— Изгоняю ее с молитвою, а она все лезет.

— Я тебе средство скажу от нее.

— Какое, — скажи, я попробую.

— Сходи к бабам на Полпинку.

И опять смехом грохочет лес монастырский.

Шли по лесу, шли, а Васька, как заяц, рванулся в сторону. Николай его звать — куда там, и след простыл; один пошел Николай, — обошел задами гостиницы и — напрямик к дачам — в оконушко заглянуть на девушку.

Приехала Гракина, — с дочкой Феничкой на лето пожаловала в монастырскую дачку и подружку с собой захватила — Галкину, приехала — к игумену прямо. Просить дачку.

Радетелям обители дачки отдавались на лето отцом Саввой, — придут перед вечерней в приемную, выйдет он шажками мелкими, благословит посетителя…

— Помолиться в обитель пожаловали?..

— Благословите, батюшка, лето пожить с дочкою.

— А сами откуда изволите быть? — память-то у меня слабая, немощная, не упомнишь благодетелей всех.

— Из губернского, — Гракина, вдова с дочерью.

— Бог благословит, матушка, — отчего ж господу и не благословить благочестие вдовье, живите себе со Христом, спасибо, что нас, скудоумных, не оставляете своей милостью.

И опять благословлять станет, заторопится, заспешит, а хитрые глазки так и бегают, так и выпрашивают.

Ждет Савва на благолепие обители скудной лепту посильную от вдовы Гракиной.

Три катеньки на стол выложила.

И брать не хотел, а на елей да на свечи взял «троеручице».

— А молочка можно нам на скотном брать?

— Этим не ведаю я, — благословить недугующему бог повелел, а есть ли у скотниц остатки, — к отцу эконому сходите узнать.

Отцу эконому на благоустроение обители катеньку сунула Антонина Кирилловна, — вот ей все лето и молоко, и сметану, и творог, и масло приносить будут.

Такой уж заведен порядок в обители, — ежели богомолец почетный, — почет ему воздают по достаткам его, — такому и порадеть братия любит, а попроще — тот и с квасом обойтись может,

— коли ты в обитель пожаловал, так значит поститься должен, а разносолы разные — это дома требуй, а Гракиной можно — вдова почетная, с братьями дело ведет миллионное, одних трепальщиков кормит не одну тысячу, с заграницей дела ведутся у них, и Николе это известно доподлинно, — не только игумену.

Зарится сын дьячковский на Феничку, — невеста богатая, от дядьев обиды не будет сделано.

А пожить ему хочется, — вот как хочется, что и сказать он не знает как.

По первому разу как Гракины были — за вдовой впустую охаживал, а прошлое лето на дочку воззрился, — как манны небесной дожидался Николка Фенички.

И Афонька теперь игуменский тоже за ней — вдвоем гуляли, — ни тот, ни другой уступать ее не хотел и ходили целый месяц за нею без толку.

Под оконцем прошелся, удостоверился лично, и к лавочнику заглянул — за елеем зашел дьявольским.

Косушку в штаны сунул и опять мимо окон прошелся медленно.

Прошелся разок и в келию.

Цену себе знает Никола, — парень красивый, загляденье послушник, роста повыше среднего и не худощав очень, волос каштановый в кольцах по плечам крутится, голос бархатный, только и есть изъянец — глаз жадный, увидит что — залипает, забегает, так и взял бы — да руки коротки.

Глаз у Николы жадный, с тех пор и стал жадный, как исполатчиком копил двугривеннички новые, а копил для жизни безбедной, пожить захотелось в достатке, в спокойствии.

И теперь они у него целы, — новеньких-то, правда, и не осталось давно, зато старых утроилось, росли они у него да плод приносили.

Зимою-то доходов у братии никаких, — летом богомольцы им жаловали; либо ложками кто — в подарки носил в гостиницу приезжим знакомым и получал на отдаренье толику малую, а зимой — зима бездоходная, — проживут осенью запасы летние и потянутся к Николе взаймы брать.

Никола всегда даст, — отчего не дать, не помочь братии?..

Целковый даст до лета, — под залог инструмент ему принесут, а весной ложкарить начнут — товаром расплачиваются вдвойне, либо втройне.