Ханна Кент - Темная вода

Сорха опустила взгляд на лежащий у нее на коленях маленький сверток.

— Я… помолилась над ним. И на лбу крест начертала железной водой. Чем не крещение? Разве мало этого, чтоб ему на Небо путь открылся?

— Да он умер еще прежде, чем на свет вылез! — фыркнула Кейт.

— Все равно, — возразила Сорха. — Молитва есть молитва.

— Сходи за Дэниелом, Мэри, — повторила Нэнс.

С трудом встав, она поплелась туда, где к хижине Линчей примыкал курятник. Оглядев сидевших на насесте и сонно мигавших со сна кур, она выбрала одну и сунула ее под мышку, сильно прижав локтем, чтоб та не хлопала крыльями. Курица трепыхалась.

— Приведи Дэниела, — сказала Нэнс.

Мэри бежала по полю, чувствуя, как каждый ком земли отдается в лодыжке. Брызги грязи из-под ног замарали ей подол.

Муж Бриджид скорчился на пустой мерзлой борозде, уткнув голову в колени. Анья, Питер, Шон, Джон и брат Дэниела Дэвид обступили его и сочувственно молчали. Тучи рассеялись, и в небе под ними ярко горели звезды.

— Оставь его в покое, девочка, — сказал Шон.

— Нэнс говорит, он ей нужен.

— Все, что мог, он сделал.

— Она бесов опасается.

Анья нахмурила брови:

— Теперь-то чего уж…

Мэри кусала ногти. От них пахло навозом.

— Нэнс дело говорит, — кивнул Питер. — Дитя еще не отошло к Господу. И Бриджид тоже не имеет защиты от зла. Зло будет пытаться проникнуть к тебе в дом, Дэниел.

Шон сплюнул на землю:

— Не время сейчас для таких разговоров, Питер.

Дэниел поднял взгляд, и Мэри содрогнулась при виде его набрякших красных век, жесткой складки у губ.

— Я ей нужен?

Мэри кивнула:

— Она одну из ваших кур поймала и просила вас привести.

Шон со вздохом положил руку Дэниелу на плечо:

— Она свое небось уже сделала, племянник.

Дэниел в сердцах сбросил с себя руку Шона.

— Иди, Дэниел! — уговаривал Питер. Он повернулся к Шону: — Пусть мужик о ребенке своем позаботится.

Нэнс уже ждала их в дверях. Курицу она протянула через порог.

— Сам знаешь, зачем ты мне понадобился, — сказала она и сунула в руку Дэниела нож. — Сочувствую твоему горю. Зарежь ее.

Не поднимая глаз на Нэнс, Дэниел взял у нее курицу и одним быстрым движением отсек птице голову. Нэнс бросила куриную голову в огонь. Запахло горелыми перьями, женщины в доме прикрыли ладонями лица.

Нэнс взяла дергавшуюся в предсмертных судорогах птицу. Крепко ухватив ее за лапы, она перевернула тушку и окропила кровью порог, потом вернула курицу Дэниелу и вытерла руки о юбку.

— Полей кровью вокруг дома. Защити жену.

Мэри, войдя, села рядом с Норой, глядевшей на Бриджид глазами полными слез.

— Чего ради это, миссис?

— Ради души младенчика, — ответила Сорха и перекрестилась. — Защита это.

Эйлищ вскочила:

— Если кровью можно преградить путь дьяволу, тогда дом этот святее некуда — вон в очаге горит кровь Бриджид вместе с соломой, да и все тут кровью пропахло. — И, сплюнув на пол, Эйлищ бросилась вон в открытую дверь и ушла не оглядываясь.

Внимание Мэри привлек один из сторожевых псов Линчей. Подойдя к порогу, пес принялся нюхать куриную кровь.

Но прежде чем Мэри успела что-то сказать, Нора, поднявшись, пнула пса ногой.

С родов Нэнс возвращалась, пропахнув кровью и дрожа от усталости. С самого утра у нее не было во рту ни крошки, и, пробираясь домой узкой тропинкой под звездами, она ощутила дурноту и головокружение. Ночь была холодная, ясная, и стлавшийся по земле недвижный от безветрия туман не застил света полной луны. После жаркой духоты и дыма хижины ночь казалась странно сырой и влажной.

Внезапно Нэнс качнуло, повело в сторону, и она, споткнувшись о придорожную изгородь, упала в колючие кусты шиповника, выронив корзинку с грязным бельем и остатками трав.

Как бы ей хотелось, чтоб ребенок родился живым!

Она приняла в этой долине чуть ли не целое поколение младенцев. А потом что ни день видела их — маленьких, вопящих, утыкающихся сопливыми носами в материнские юбки, обдирающих коленки на камнях оград, видела, как они растут, крепнут, скачут по полям. Но среди них, занозами в сердце, были и другие — родившиеся тихими, недвижимыми, задушенные пуповиной. Не успевшие ухватиться за ниточку жизни. Так бывало. Она знала, что так бывает.

Почему же тогда гибель младенца Бриджид Линч наполняет ее сердце таким ужасом? Ведь она сделала все, как надо. Все, как учила ее Мэгги.

Веник из ракитника, мужнина моча…

Тепло очага — поближе к ляжкам.

Нить, когда хлынет кровь, и свиной навоз на живот, вода из кузни, водяной кресс и даже непрестанное упорное развязыванье узелков на заговоренной ленточке, которым занималась Кейт.

И тут Нэнс вспомнила. Она не принесла свивальник, белую пеленку, — ею она проводила по утренней росистой траве каждый раз в день святой Бригитты, чтобы святая благословила пеленку, которой затем надо было укутать роженицу, если роды оказывались затяжными.

Могло бы это спасти младенца?

Нэнс медленно подняла корзинку, оторвала тело от изгороди. Вся одежда в колючках. Теперь не важно! Она сделала все, что было в ее силах, но младенцу не суждено было жить.

В темной синеве ночи лес и маленькая избушка сквозили холодом и пустотой. Вдали призрачно маячила коза, глядела на хозяйку, ждала, когда впустят в тепло.

Добравшись до дома, Нэнс обхватила козу руками, вдыхая тепло, утешительный знакомый запах.

— Ах ты, терпеливая моя девочка! — бормотала Нэнс, утыкаясь лицом в жесткую шерсть Моры.

Она впустила козу в дом, привязала ее к крюку в стене, а затем разожгла очаг. Выпила молока, насыпала крестовника и немного молотой кукурузы курам — некоторые уже забрались на насест — и устало улеглась в постель.

Но сон не шел. Измученная Нэнс ворочалась на вереске, ее одолевало беспокойство. И томило предчувствие чего-то страшного, надвигающегося на нее. Мир словно безвозвратно менялся, ускользал от нее, отметая ее в дальний угол.

Огонь в очаге трещал, руша куски торфа и превращая их в золу.

Что сказал бы ей отец, будь он жив? Он, понимавший, откуда ждать непогоду?

«Треска держится в глубокой воде, — бормотал он, притянув ее голову к своему плечу. — На глубине царит великий покой, а он-то треске и нужен. Вода замерла в покое. Но вот поднимается буря, баламутит воду, гонит волны туда-сюда, кидает их, мешает воду черт-те как. Рыб, водоросли, песок, камни, даже кости утопленников и останки погибших кораблей — все перемешивает шторм! Глубоководную рыбу он выбрасывает на мель, а мелководную тянет на глубину».

Руки отца гладят ее по волосам. Пахнет вареной картошкой — скоро ужин.

«Ей-богу, как на духу, что, думаешь, делает треска, когда чует бурю? И это истинная правда, как то, что я твой отец! Треска глотает камни, чтоб волны были ей нипочем, и, тяжелая, опускается на глубину, топит себя! Всякая рыба боится грозы и бури, но не всякая знает, как уберечься!»