Ханна Кент - Темная вода

После этого Мэгги уже не отказывала никому из посетителей — не важно, болезнь ли их приводила или желание причинить кому-нибудь зло. Тетка этого не говорила, но Нэнс и так знала: когда обмануть судьбу просили люди угрюмые, озлобленные, Мэгги отсылала ее с каким-нибудь поручением. «Впусти их, — раздавалось из глубины хижины. — Может, я и смогу им чем-нибудь помочь. А ты, кстати, не нарвешь покамест сивца? Он как раз цветет, а мне цветы его нужны!»

Тетка ее наверняка знала, что долго это не продлится. Что зло, будь то хоть порча на чужую картошку, со временем воротится язвой к тому, кто его наслал.

Колдовство — это пламя, что палит лицо тому, кто его раздувает.

Через три месяца Нэнс вернулась к потухшему очагу. Не было ни фэйри в постели, ни Мэгги подле нее. Пустая холодная хижина. Нэнс разожгла очаг и стала ждать их возвращения, в тревоге считая часы.

Лишь заметив исчезновение некоторых вещей — трубки, припасенных трав и мазей, ее потиня , — она поняла, что тетка ушла навсегда. Нэнс опустилась на подстилку из камыша и плакала, пока не уснула.

Вернулась к своим фэйри, решил потом народ. И Мэри Роух с собой забрала. Два сапога пара — обе безумные, отправились к добрым соседям и больше о них ни слуху ни духу. Бедняжка Нэнс, одна осталась, а ведь совсем еще молоденькая. Ни денег у нее, ни родни. По миру пойдет ни с чем, только одна слава, что травница.

Желудок у Нэнс в ту пору усох. Столько лет прошло, и вот теперь это снова ее ждет, если не пойдут к ней люди за лечением, если не прогонит она подменыша. Опять сосущий голод в пустом желудке. Опять придется прятаться в канавах и за деревьями, выжидая, пока выгонят пастись коров и коз. Успокоить скотину и затем полоснуть ножичком ей вену, пустить кровь, прикрыть рану салом и, благословясь, листочками сивца. Подбирать выпавший из кучи торф, подкрадываясь к домам, пока хозяева спят и дым еще не вьется над крышей. А когда заспанные девки выползут доить коров, а мужики отправятся в далекий путь резать торф либо обихаживать свою скотину и делянки, уйти, скрыться в предгорье.

Нэнс не забыла бродяжью жизнь. Как собирать ежевику и фрых ан [22] Фрыхан — черника ( ирл. fraochán). , и овечью шерсть, застрявшую в колючих зарослях дрока, как срезать водяной кресс и мать-и-мачеху, дикий чеснок и вахту. Спать под терновником и глядеть по ночам на бледные его соцветия на темных ветвях, белеющие, точно человеческие лица. Резать папоротник себе на подстилку. И однажды на срезе стебля увидеть знак Иисусова имени.

Мэгги обучила ее, как выжить в несчастье, в скудости. Пред тем как исчезнуть, она рассказала Нэнс, что голод можно утолить, сварив зерно в сцеженной крови. Что молока лучше попросить не у крестьянина, а у его жены.

Показала, как ловить и чистить угрей, как поймать зайца, как стащить немного торфа, чтоб не заметили, как забрать сливки из молока, сняв серпом вершки с коровьей лепешки, приговаривая: «Все ко мне, все ко мне!»

Но как уснуть при дороге, когда не осталось ничего, кроме собственного тела, Мэгги не рассказала. Этому Нэнс научилась сама.

— МИР ДОМУ СЕМУ и благословение Божье!

Через открытую дверь Мэри и Нора увидели, как к хижине, опираясь на свою терновую клюку, ковыляет Пег О’Шей.

— Ах, черти такие, на крыше шуровать! — Остановившись, она замахнулась клюкой на птиц, вившихся над Нориной кровлей. — Солому таскают, мягкое гнездышко им подавай!

— Здорова ли, Пег?

— Здорова. Пришла вас проведать, узнать, как вы тут. Бог мой, Нора, на тебе лица нет!

Нора ступила за порог, помогая Пег войти.

— Да все подменыш этот… Ох, Пег, опять оно вопить принялось, орет всю ночь напролет. Видать, легкие у него покрепче наших будут: орет не по-людски. Веришь, Пег, всю ночь глаз не сомкнула. И девчонка тоже. Себя не помнишь после такой ночи!

Пег с облегчением опустилась на табуретку возле очага и бросила взгляд на лежавшего у Мэри на коленях мальчика. Плечи ребенка мелко дрожали, рот недовольно кривился.

— Бедный малыш, пустое ведро пуще гремит.

Нора подсела к ней:

— Что скажешь, переменился он? Поначалу мне чудилось, что да, но…

— Нэнс его лечит?

Нора кивнула.

— Покамест травками одними. — Она понизила голос. — Видела бы ты его неделю назад, Пег. Ужас, да и только! Весь трясется…

Пег сдвинула брови:

— Трясется? Что ж, Нэнс из него фэйри вытрясала, что ли? Трясла, туда-сюда раскачивала, взад-вперед?

— Я не про то, — сказала Нора. — Она ему траву дала, вот после этого тряска и началась. Тряска, пена изо рта, и всякое такое.

Они смотрели, как Мэри, послюнив край передника, вытирает мальчику подбородок.

— О таком я и не слыхивала.

— Это лусмор был, — сказала Мэри.

Пег насторожилась:

— Наперстянка? У-у, это трава сильная!

— Страх от нее один, — сказала Мэри, не отводя взгляда от Михяла. — Сперва его в ней искупали, а после мы ему на язык ее сок влили, и он биться начал, как пес бешеный. Казалось, что вот сейчас помрет!

— Господи Боже… Вот бедняга! — Пег озабоченно взглянула на ребенка. Личико у него было вялое, измученное.

— Хоть дрожь эта и трясучка прошла, — отозвалась Мэри. — Все ему полегче, слава богу.

— Не помогло, — отрезала Нора и, притянув Пег за плечо, продолжала: — Знаешь, мы было прогнали фэйри; думали, вот-вот уйдет, а оказалось… ничегошеньки! Сил моих больше нет, хоть на стенку лезь.

— Ой, Нора, — забормотала Пег, — оно дело трудное. Говорила же тебе Нэнс, что, может статься, лучше о подменыше позаботиться, а не гнать его, коли выгнать все равно не можешь.

Нора решительно мотнула головой:

— Нет, я от этой твари избавлюсь! Не прощу себе никогда, если не сделаю все, чтобы внука возвратить! Ради Мартина, ради дочери моей! Верну я Михяла! Другие способы найду!

— Да какие ж еще «способы» могут быть? — осторожно возразила Пег. — Не крапивой же опять его хлестать! Говорю тебе, Нора Лихи, лучше тебе прислушаться к тому, что Нэнс советовала, хотя… — Она осеклась, пожевала губами. — Много чего говорят в округе.

— О Нэнс?

— Небось и ты кое-что слыхала. Говорят про ее темные дела, она Хили пакостит и тем, кто желает ее из наших мест прогнать, — Шону Линчу, Кейт Линч, Эйлищ с мужем. Эйлищ, та против нее громче всех кричит. И еще про Бриджид говорят. Про ягоды, что ей Нэнс скармливала. Это все Кейт слухи распускает. А теперь еще и Шон в драку полез из-за Нэнс.

— Это еще что за история?

— Ну, может, не только из-за Нэнс подрался. Шон Линч сегодня в кузне бучу устроил. Мне зять рассказал. Из-за лошади они повздорили, Шон и Питер О’Коннор, а Нэнс — так, к слову пришлась.

Мэри подняла мальчика со своих колен и уложила на раскладной лавке.