Николай Таратухин - С гитарой по жизни

Света проснулась, и мы долго смотрели друг на друга, не говоря ни единого слова. Какие мысли проносились у нее в голове? Что мы сотворили? Мой поступок изменой жене назвать было нельзя — официально я с ней разведен, а физически мы с нею давно не жили. Но Свете, я это чувствовал, было как-то неловко. Как женщина, она была судьбой обижена — муж бросил ее с годовалой дочерью и ушел к другой. Теперь она в свою очередь, уводит из непонятно какой семьи мужчину. Уводит не из-за мести другой женщине, а по любви. Я не пытался что-то говорить на этот счет и свои мысли прервал самым банальным, что пришло в голову:

— Света, а не пора ли нам вставать?

— А как ты будешь сейчас выходить из квартиры? Соседи точно засекут тебя… Об этом я, конечно, не подумал. За себя не переживал. Боялся опорочить Свету. Кажется, еще Пушкин сказал, что «злые языки — страшнее пистолета…» Таких «языков» в нашем общежитии было предостаточно. Оделся. Света тоже набросила на плечи халат и вышла в коридор. Через пару минут возвратилась.

— Милый, полный провал. И соседки, и вахтерша тут. Что делать?

— Что-нибудь сейчас придумаем. Окно у нас зачем? Все будет, Света, абге махт, — вспомнил я немецкое.

Надо сказать, что в те годы на окна первых этажей жилых домов никому и в голову не приходило ставить металлические решетки. Окно ее квартиры открывалось вовнутрь и выход был найден без проблем.

А на дворе был месяц май. Деревья густой листвой закрывали мое «десантирование» на асфальт отмостки дома. За свою жизнь я впервые уходил от женщины «яко тать в ночи»… Правда, была уже не ночь, а всего семь часов утра.

Когда я вошел в дверь общежития, вахтерша Евдокия Петровна (мы звали ее баба Дуся) удивленно спросила: «Николай, а ты откуда»?

— Третья смена, баба Дуся, — бессовестно соврал я. Конечно, это была самая приятная «третья смена» в моей жизни.

— То-то я вижу: дверь в комнату не закрыл, радио орало всю ночь, — парировала баба Дуся.

Я окончательно влюбился в Свету. То сладкое чувство истомы, которое я испытывал всякий раз при виде её, превратилось в страсть. У меня возникало желание видеть ее каждый день, брать ее за плечи, прижиматься к ее телу, слушать ее голос. Я испытывал величайшее наслаждение, когда она безропотно позволяла себя раздевать. Меня сильно возбуждали ее ласки, которые она сопровождала словами «милый», «родной», «любимый». Таких слов от Раисы никогда не слышал — эти слова Светы для меня были сладкой музыкой, они уносили меня в страну страстного безумия. Уходя от нее, я не мог прожить и минуты, чтобы не вспоминать о ней вновь и вновь. Попасть в ее комнату незамеченным вахтершей или соседями было иногда довольно сложно. Когда обстоятельства не позволяли мне входить к ней через дверь, то я приспособился проникать в ее объятья через окно, благо, что деревья, подступающие близко к дому, скрывали от посторонних глаз эту операцию. Все это напоминало известный шекспировский сюжет. Света любила поэзию, знала много стихов. Мы часто с ней дурачились, вплетая в стихи известных авторов свои выдумки. «Со мною вот, что происходит — ко мне в окно мой друг приходит», — начинала она… «И я в кромешной темноте набила шишку в суете», — продолжал я. Нам было весело. Мы радовались жизни даже в таких условиях. Правда, нас скоро вычислили. Выхожу из комнаты Светы и буквально сталкиваюсь с вахтершей.

— Николай, ты никак сошелся со Светкой?

— Да, вроде бы, баба Дуся.

— И правильно сделал. Она девка хорошая. Не то, что твоя Райка.

Скрываться далее не было смысла. И мы стали жить вместе в открытую. Она на выходные дни брала дочку из детсада, и мы ходили в кино, гуляли в парке. Завтракал и ужинал теперь я у неё. Бюджет у нас стал общий. Так длилось более двух месяцев. Она ни на чем не настаивала, ничего от меня не требовала, но когда заговорил о браке с нею, она задумалась.

— Ты хорошо подумал? У меня дочь. Жилья у нас нет. Где и как мы будем жить?

— Света, я стою в очереди на получение жилья от завода. Очередь уже подходит. Через два года дадут квартиру, а пока поживем у частников.

Она дала свое согласие. По сути дела, она уже была моей гражданской женой. Но стать законной супругой ей не довелось. Трагический случай оборвал ее короткую жизнь. Она не дожила двух недель до 27-летия. В свой трудовой отпуск она собралась в Рязанскую область проведать своих родителей. Я проводил ее с дочерью до вагона поезда. Там, на вокзале она мне загадочно сказала: «Приеду и что-то тебе расскажу…». Хотя и сам я уже догадывался, что она мне хотела сказать. Я неистово ее целовал на прощанье, не предполагая, что вижу Свету в последний раз. Вот уж, действительно: «…и каждый раз навек прощайтесь — когда уходите на миг…». Она в деревне отравилась грибами. Позже из письма ее матери узнал некоторые подробности. Света пошла проведать своих родственников. Поели грибов. И с нею вместе погибли еще двое — муж ее старшей сестры и племянница —девочка 13 лет. Трое суток врачи боролись за их жизни. Все было тщетно. Бледная поганка не оставляет никаких шансов своим жертвам. И еще мать сообщила мне, что Света была беременна. Таким образом, я потерял сразу двоих: и будущую жену, и будущего ребенка. Бывший муж Светы забрал свою дочь к себе, а Свету похоронили на родине. А я с тех пор грибы просто ненавижу. Когда весть о смерти Светы дошла до нас, то многие девчонки плакали. На стенде объявлений у проходного завода висела ее увеличенная фотография с сообщением о трагической гибели мастера цеха К…й Светланы Ивановны. Утром положил двадцать шесть алых роз у стенда, а к вечеру цветов там была огромная охапка. На заводе ее знали и любили. А я стоял у двери ее теперь совершенно пустой квартиры и рыдал.

Я не мог поверить, что больше не увижу ее лицо, не услышу ее голос. Казалось, что все это неправда, что произошла какая-то чудовищная ошибка, и она скоро придет и зажжет свет в своей квартире. В нашей квартире… Слезы лились по моим щекам. Я был очень подавлен, гитару в руки брал, но играть не мог, и невольно родились эти грустные стихи.