Николай Таратухин - С гитарой по жизни

Здоровье мое начало давать сбои. Видимо, перенесенный стресс после гибели Светы сделал свое дело. Холостяцкая жизнь по сути продолжалась. Помимо болей в спине начал болеть еще и желудок. Врачи признали гастрит, но впоследствии выяснилось, что это была язва двенадцатиперстной кишки. При заводской столовой был диетзал, где больным работникам завода готовили диетические блюда. Туда вход был только по спецталонам. Получив такую книжицу талонов, я приобщился к большой группе страдающих болезнями желудочно-кишечного тракта (ЖКТ). Из получасового перерыва на обед половина уходила на стояние в очереди к раздаточному окну. В этой очереди я и познакомился с очередной своей женщиной.

Мне шел уже тридцать четвёртый год. Мысли о создании семьи приходили все чаще, тем более, что мои младшие братья уже имели детей и жили с женами, а я болтался в «невесомости». Двоюродные братья тоже имели свои семьи. Стал поглядывать на противоположный пол с практической точки зрения. Стоит ли говорить, что при своем опыте я не долго обхаживал свою новую избранницу. Через пару недель уже провожал ее после работы к большому частному дому, в котором она жила, а еще через неделю — лежал с нею на огромной кровати в ее небедно обставленной комнате. Как сейчас говорят, «переспали» мы с ней как-то буднично, без ярких впечатлений, ничем не удивив друг друга. Начались частые встречи с Валентиной — так звали мою новую пассию. Ее мать, дородная женщина лет пятидесяти, видя меня часто со своей дочерью, завела вскоре разговор о моих намерениях…

— Николай, видите соседний дом? Это дом моих родителей. Они умерли, а дом пустует. Если вы поженитесь, он будет ваш. Более того, я подарю вам на свадьбу «москвич» четыреста двенадцатой модели.

Узнав, что я живу в общежитии, она предложила перебраться к ним. А я не спешил. Она очень хотела для своей дочери непьющего, работящего мужа. Своего мужа у нее не было. Работала она заведующей какой-то крупной торговой базой. Они с дочерью не знали ни горя, ни забот. Но им позарез нужен был мужик в этих двух домах. Когда я выходил во двор их огромного приусадебного земельного участка, то ровные ряды виноградных шпалер (наследство деда) приводили меня в тихий ужас: здесь с утра до вечера надо копаться в земле, химикатами опрыскивать виноградники, выполнять много других работ по хозяйству, и тогда — прощай, гитара, прощай, музыка! Конечно, если бы у меня к Валентине было, то огромное чувство, какое испытывал к Свете, возможно, я бы постарался как-то совмещать хозяйственную деятельность со своей увлеченностью гитарой. Но этого чувства не было.

И я позорно сбежал, определившись на лечение в больницу. Валентина, правда, навестила меня в больнице, но я уверил ее, что состояние мое критическое, предстоит операция: то ли выживу, то ли отправлюсь в мир иной. В общем, дал понять, что толку от меня мало. Понятно, что если бы и она меня сильно любила, то сразу бы не отреклась от меня. Видимо, отсутствие глубоких чувств у заинтересованных сторон сыграло решающую роль в нашем разрыве отношений, а я был избавлен от какого-нибудь еще более изысканного вранья.

Еще обучаясь в училище, заинтересовался транскрипциями А. Сеговии музыки И.-С. Баха. Даже играл «Куранту» ля мажор, которую услышал в Москве в классе В. Славского. Но мой педагог Карлашов посоветовал мне для начала прочитать монографию Альберта Швейцера «Иоганн Себастьян Бах». С большим трудом отыскал эту книгу, и, боже мой, сколько нового узнал о Бахе, о музыке тех времен! Я и сейчас советую гитаристам, начинающим играть его сочинения, сначала прочесть этот замечательный труд. Игру известных гитаристов мира, в том числе и А. Сеговии, исполнявших сочинения Баха, я мог слушать только на грампластинках. И вот стал замечать, что многие из них совершенно не читали Швейцера: они играли музыку тех времен в современном стиле, арпеджируя аккорды, делая немыслимые крещендо и диминуэндо. И что самое неприятное — заканчивали пьесы нежнейшим пиано, тогда как согласно Швейцеру, ничего подобного в музыке Баха в то время не было. Его пьесы нельзя было играть очень эмоционально. Только созерцательно! Музыка Баха тогда не имела постепенного затихания или возрастания. Она была террасообразна. Или громко, или тихо! Конечно, «все течет, все изменяется», и сейчас все эти несоответствия канонам прошлых лет слушаются нами вполне благосклонно.

Для себя я избрал только одного кумира — Андреса Сеговию. Трудно переоценить его вклад в развитие мирового гитаризма. Сеговия своей концертной деятельностью, своей яркой игрой развеял пренебрежительное отношение к гитаре, как инструменту с ограниченными возможностями. Его игра заставила многих композиторов того времени начать писать для гитары не только сольные произведения, но и концерты для гитары с симфоническим оркестром. Сеговия значительно расширил гитарный репертуар своими переложениями с фортепиано, скрипки, лютни. Только его транскрипции сочинений Баха я принимал за эталон. Я ему подражал. И вообще в этот период своей жизни не пытался даже играть переложения с других инструментов, если транскрипция не принадлежала Ф. Тарреги или А. Сеговии. Конечно, это был максимализм, но уже тогда стал понимать, что выдающегося гитариста из меня не получится, но быть крепким любителем смогу.

Получая от игры удовольствие, у меня не было желания прославиться на этом поприще. Я был дилетантом, «квази уно дилетачче», что в переводе с итальянского значит «получающий удовольствие». Слово «дилетант» приобрело сейчас дурной оттенок. Его часто употребляют, когда хотят подчеркнуть, что у человека нет специального образования или, когда человек занимается музыкой в свободное время от своей основной профессии. Многих великих композиторов России можно назвать дилетантами, но разве у кого-то повернется язык назвать Бородина (ученого-химика) или Римского-Корсакова (морского офицера) дилетантами?

Я получил минимум музыкального образования, которое мне было необходимо, чтобы понимать музыку, овладеть инструментом. Правда, в дальнейшем, когда директора детских музыкальных школ приглашали меня на преподавательскую работу, узнав, что у меня нет документов о музыкальном образовании, то все из страха перед проверяющими органами с сожалением отказывались. Даже, когда пришел поиграть в оркестр народных инструментов при краевой филармонии и выдал на домровой альтушке такое, что профессиональные альтисты долго не могли закрыть рты от удивления, даже тогда, я был для них дилетантом. Несмотря на то, что хорошие альтисты — дефицит в любом оркестре, начиная от симфонического и кончая оркестром народных инструментов, ставку мне предлагали самую низкую. Меньше, чем у уборщицы. Но это было все впереди. А я окунулся в музыку Баха.